Информационная стойка в вестибюле гласила, что общий ознакомительный сбор учеников психологического центра состоится на втором этаже в кабинете двести шесть.
– …опоздавшие не допускаются, – вслух прочитал Никанор Потапович. – Гляди, оно как строго, аж боязно.
– Мы-то опаздывать не собираемся. Идем.
Феликс направился к лестнице, а старик сдернул с головы картуз, пригладил растрепанные кудри и поспешил за ним.
Кабинет двести шесть оказался просторной аудиторией, оборудованной как небольшой актовый зал: ряды стульев, невысокая круглая сцена с микрофоном.
Народа собралось человек тридцать: немного молодежи, в основном люди среднего возраста. Новоприбывшие сняли верхнюю одежду, повесили на вешалку при входе и заняли места в последнем ряду.
Вместе с очередной группой вошла высокая ухоженная женщина «без возраста», в элегантном темно-сером брючном костюме. В руках у нее был планшет с бумагой и ручка. Женщина прошлась по рядам, что-то спрашивая и записывая. Подойдя к Феликсу с Никанором, она дежурно улыбнулась и спросила:
– Определились вы, к какому тренеру, в какую группу желаете пойти?
– Пока нет, отец еще колеблется, – кивнул Феликс на старика. – Послушаем пока, подумаем.
– Конечно, – кивнула женщина и сделала какую-то пометку в своих записях. – Потом зарегистрируетесь у своего коуча.
–Кхм! – кашлянул Никанор, видя, что она собралась уходить. – А они сегодня усе тут будут, эти… коучи?
– Разумеется. – Женщина снова растянула губы в улыбке и отошла к только что вошедшей паре.
Проводив взглядом удаляющуюся спину в сером пиджаке, старик повернулся к Феликсу и шепотом спросил:
–Коучи— это хто такие будуть?
–Тренеры. Ты нюхай давай, может, нужная нам персона где-то поблизости.
Никанор откинулся на спинку стула, прикрыл глаза, словно собирался задремать, и ноздри его дрогнули.
Тем временем женщина с планшетом посмотрела на часы и поднялась на сцену. Она представилась Элеонорой и, после приветственного вступления, перешла к вопросам важности психологического развития и духовного роста человека, который не поздно начинать в любом возрасте.
Никанор же приоткрыл один глаз и шепнул Феликсу, что запах чует, но вдалеке где-то, нет в комнате того человека.
– Ну, хоть вдалеке, уже обнадеживает.
Вытянув ноги под стоящий впереди пустой стул, Феликс сложил руки на груди и с каменным лицом уставился на сцену. Элеонора говорила, говорила и говорила, практически без пауз, с отрепетированными акцентами и интонациями, при этом лицо ее оставалось малоподвижным, а глаза холодными.