— Займемся любовью?
— Нет, даже этого не хочу, — покачав головой, сказала она. — Просто поговори со мною.
Маджид набил трубку гашишем и раскурил.
— Похоже, выговориться надо именно тебе. Расскажи о своем сне.
Вэл проследила за дымом, вившимся над его головой.
— Я сижу в машине своей матери. Снаружи лица, люди пытаются пробраться внутрь.
— На первый взгляд, ничего страшного.
— Мне тогда было восемь.
— То есть в восемь у тебя начались кошмары?
— Нет. В это время моя мать — Летти — стала брать меня на ночные прогулки по городу. Этакое своеобразное образование в вопросах секса.
— А в чем заключалась суть? — нахмурился Маджид.
— Не уверена.
Ему на грудь упало немного пепла.
— Полагаю, в том, чтобы показать мне греховность секса, — смахнув его, ответила Вэл.
— Почему-то мне кажется, она в этом не преуспела.
— Вышло в точности наоборот. — Впервые за все время после пробуждения Вэл улыбнулась.
— Что ж, расскажи тогда о твоем раннем знакомстве с прелестями разврата.
— Хорошо, но не все. Худшее останется при мне навсегда.
Она положила руку на член Маджида и начала вспоминать детство, прошедшее в отреставрированном особняке с двенадцатью комнатами, который стоял на двухакровом участке земли неподалеку от окраины Тарранта, штат Нью-Йорк. Ее отец, воротила с Уолл-стрит, каждый день ездил на работу в Манхэттен, тратя по полтора часа на дорогу. Дом-картинку он купил как инвестицию и убежище от суматошной городской жизни, этакую безопасную гавань, где жена и дочь будут дожидаться его возвращения из финансовых баталий.
К сожалению, его последняя битва состоялась не в зале биржи, а в убогой многоэтажке, куда он отправился нюхнуть кокса с одной латиноамериканской проституткой. Проститутка обчистила его карманы, а сутенер несколько раз врезал ему по голове монтировкой. В докладе коронера говорилось, что отец умирал целый день.