За кулисами смерти

22
18
20
22
24
26
28
30

Вадим почти все время молчал, лишь изредка вставляя короткие реплики, когда Михаил Александрович излагал свое видение грядущих результатов экономической глобализации и цифровой трансформации. Через минут двадцать общий разговор как-то неожиданно иссяк, и тут Ирина Львовна сослалась на возникшую сильную головную боль, извинилась и ушла в спальню, а Вадим, демонстративно поглядев на часы, заявил, что также вынужден оставить нас и отправиться на встречу со своими приятелями. Все это выглядело, с моей точки зрения, некой демонстрацией если не враждебности, то пренебрежительности к моей скромной особе. Алексей нахмурился и сухо попрощался с братом, а Михаил Александрович, желая смягчить ситуацию, стал рассказывать о своей работе в советском торговом представительстве в Будапеште и о последующих деловых отношениях с венгерским торгпредством в Москве.

— Оно располагалось в здании рядом с метро «Краснопресненская», после переговоров я с венгерскими коллегами обедал в ресторане торгпредства, там превосходно готовили томатный суп и гуляш, а уж горький ликер на травах «Уникум» был ничуть не хуже «Рижского бальзама», — с грустью в голосе вспоминал он.

Мы посидели втроем за столом еще немного, после чего простились с отцом Алексея, спустились вниз на лифте и сели во внедорожник.

— Прошу прощения за маму и брата, они вели себя не слишком гостеприимно, — сказал мне Соколов.

— Ерунда, всякое бывает, — отреагировала я, — в другой раз посидим подольше и поговорим пооткровеннее.

— Да, конечно, — коротко ответил Алексей.

27

Не знаю, что произошло после этого знакомства с родными моего любимого (бойфренда, любовника, сожителя — любое определение допустимо), но он предложил мне переехать к нему в коттедж. То есть начать жить вместе и «вести совместное хозяйство», говоря юридическим языком. И я снова согласилась, хотя никаких обещаний о скорой регистрации брака не получала, но статус мой менялся в лучшую сторону, чего уж там…

Обсуждать подобное предложение, советоваться с кем-то мне было сложно — в клинике я вообще «как рыба об лед» молчала о своих отношениях с Соколовым, с мамой тоже эту тему не поднимала, не желая ее расстраивать. Единственным человеком, с кем можно было пооткровенничать, поделиться, оставалась Лида Смирнова. Она успела сходить замуж, развестись через год и теперь жила с родителями и работала в Дубровске. Во время очередного моего посещения родного города мы сидели в баре «Мохито», пили алкогольный коктейль и беседовали о жизни. Лида никогда не видела Алексея, но уже много знала о нем с моих слов. И была достаточна категорична в своих суждениях.

Она сказала, закусывая долькой лимона:

— Что же, Ника, первый шаг вы с ним уже сделали, теперь нужно двигаться дальше.

Я лишь пожала плечами:

— От меня ведь, сама понимаешь, мало что зависит.

И немедленно услышала в ответ:

— Да нет, как раз от тебя все и зависит. Алексей ведь тебе нравится?

— Не без этого, — не стала я отрицать.

— А раз так, то стань для него незаменимой, приворожи, околдуй. Соколов должен почувствовать, что ты не одна из многих, не очередная его содержанка, не девушка из эскорта.

— Легко сказать — приворожи, мне что, к потомственной ведьме обратиться?

Лида расхохоталась:

— Нет, конечно, это лишнее. Помнишь историю Элизы Дулиттл из пьесы Бернарда Шоу «Пигмалион»? Профессор Хиггинс в какой-то момент почувствовал, что очень уж к ней привык и не может уже обходиться без ее присутствия рядом. Уж фильм «Моя прекрасная леди» с Одри Хепберн ты наверняка смотрела!