Легавый

Да уж, зародил-таки опять Миасский во мне сомнения. Будь он реально заговорщиком, сейчас бы больше злился и планы мести, наверное, вынашивал, а не переживал бы так. Сейчас-то ему передо мной какой смысл спектакль разыгрывать? При таком излишне гуманном подходе местных к наказанию мятежников реальным злодеям полное раздолье — езжай к себе в имение и строй оттуда козни, преспокойно продолжая вести подрывную деятельность «на удалёнке». А этот о репутации своей сокрушается. Да так натурально.

Нам неслыханно повезло. Опера-сыскари, пока мы до них добирались, уже успели опознать по нарисованным с моих слов портретам аж четверых обалдуев и, отделив их от остальных доставленных в управление смутьянов, поспешили развести молодчиков по отдельным кабинетам для допроса. Мне оставалось лишь подтвердить правильность выбора ретивых колег, сравнив подозреваемых с собственными воспоминаниями.

Вот только при опознании возникли некоторые трудности. Вид все эти товарищи имели весьма помятый и потрёпанный. Наверное, ещё даже хуже, чем я сам. Очень сложно узнать человека, когда у него пол рожи фингалом заплыло или нос всмятку.

Я даже сгоряча выразил операм претензии по поводу их излишнего энтузиазма. На что получил не очень вежливое пожелание отправиться по весьма конкретному адресу. Потому как господ революционеров доставили в управу уже в изрядно ухайдаканом виде. И, скорее всего, это были как раз те чересчур активные молодые люди, что вместе с другими товарищами полезли в драку с нашей троицей. Значит, это мы сами их так и разукрасили. А допрашивать их ещё никто толком даже и не начинал. Так, имена да фамилии пока лишь записали.

Извинился. Нет ничего зазорного в признании своих ошибок. Ребята вроде нормальные, а мне с ними ещё, возможно, кучу говна совместно разгребать предстоит. Потому и незачем лишние контры разводить.

Оперов мы отпустили, им ещё всех остальных задержанных оформлять, на учёт ставить и, как ни странно, по домам распускать.

Блин, меня скоро от подобной толерастии пучить начёт. Ладно хоть не извиняются за доставленное неудобство. И компенсации не выплачивают.

Допросы поочерёдно с каждым из троих налётчиков мы провели вдвоём с Митиано. Холмов усвистал на доклад к новому начальству, пообещав не упоминать там о моём здесь присутствии. Ротмистр, высказав отсутствие желания принимать участие в подобных мероприятиях, тоже свалил под благовидным предлогом. Типа направился в лазарет якобы проверить раненую руку. Уж не знаю, как он, эдаким чистоплюем будучи, на службе в жандармерии оказался, но тут, если честно, не мне его осуждать. Если бы не желание поскорее найти Вацлава Шварца и козломордого маньяка, я бы тоже постарался отбрехаться от этого дела.

Тем более Митиано ни о какой толерантности, гуманизме и правах заключённых, похоже, и слыхом не слыхивал. Или просто делал вид, что забыл о них. Все четверо парней поначалу, словно сговорившись, пытались убедить нас, что вообще тут не при делах.

Ну зашли на собрание студенческое. Так на то они и студенты, чтоб по собраниям ходить.

Ну послушали агитаторов. В этом никакого преступления нет.

Меня били? Так я первый начал стрелять по людям из какой-то непонятной хреновины. Сам виноват, спровоцировал.

На арсеналы налёт? Не было такого. Кто кого узнал? Да это меня по голове сильно ударили, вот мне всякое и мерещится.

Ни с каким эльфом они не знакомы. В первый раз его на сцене увилели. А Полю эту нашу так и вовсе знать не знают.

После практически идентичных ответов на мои вопросы беседа заходила в тупик. Тогда орк хлопал ладонями по коленям, вставал со своего места и громко сообщал, что ему, мол, надоедало слушать лживые бредни хитрецов, и он вынужден приступить к более решительным методам ведения допроса.

Подсаживался поближе к очередному задержанному и, буравя его угрюмым взглядом, хватал бедолагу за плечо.

— А теперь, дружок, давай-ка всё по-новой, — сильно приблизив к лицу парня свою свирепую физиономию, проникновенно начинал орк. — Я так понимаю, подзабыл ты кое-что. Но мы сейчас вылечим твою забывчивость. Только ты не кричи громко, не люблю я этого. Вопрос первый…

Не знаю, нащупывал ли Митиано какие-то болевые точки, или же просто обходился грубой силой. Мне казалось, что пальцы орка настолько сильно впиваются в плечо, что вот-вот должны, прорвав одежду, пронзить и живую плоть тоже. Даже меня от такого зрелища корёжило. Начни этот бугай подобным образом «лечить» меня, и я бы, ей богу, выдал ему любую военную тайну. Даже ту, которую не знаю. Что уж тут про бедных студентов говорить. Их и вовсе выгибало дугой и чуть наизнанку не выворачивало.

А заголосить им орк не давал, второй огромной лапищей резко пережимая горло. Бедолаги пучили глаза, извивались, махали руками в надежде высвободиться. Но Митиано был непробиваем и неумолим. И разжимал пальцы, только когда видел, что «пациент» начинал задыхаться.

В результате пары-тройки повторений подобных процедур все четверо перепуганных досмерти студентов действительно припомнили некоторые детали и решили немного изменить свои показания. Не готовы они оказались к роли мучеников, отдавших жизнь или хотя бы здоровье за дело революции. И слава богу. Я и сам под конец был на грани нервного срыва. Не вкатывали мне такие развлечения, и оставалось лишь истово завидовал вовремя слинявшим ротмистру с инспектором.