Легавый

— И вы, — вмешался я, — конечно же выбрали второе.

— Так мы же не знали, в чём тот обряд-то. Думали, как братание кровью, через смешение оной. А про жертвоприношение и не ведали вовсе. А про унижения-то Наивысший этот как нам объяснил, так у нас и выбора не осталось. Такую мерзость сказывал, аж повторять зазорно. А отступиться Валька уж не пожелал. Сильно, видать, Полька охмурить его успела.

— Что дальше было? — вновь перехватил инициативу Холмов. А я глянул на женщин, что сидели рядом, затаив дыхание. Даже служанки замерли неподалёку, бросив дела и изумлённо прислушиваясь к разговору. Вот им потом будет о чём меж собой посудачить. До крови ж поди языки смозолят, косточки барину перемывая.

— Дальше он нас по домам отпустил и велел к следующей встрече молитву выучить. А Полька проклятущая бумажки нам с письменами вручила и сказала, что призовёт нас к хозяину, как нужда будет. С тем и разошлись в тот раз.

— Выучил молитву-то? — стало мне интересно.

— Не, — мотнул головой парень, — не успел. Уж больно словеса необычные на той бумажке были.

— А бумажка где? — Холмов тоже посчитал момент с молитвами достойным особого внимания.

— Да тут у меня где-то, — принялся суетливо шарить по карманам Демьян. — Вот она.

Инспектор принял из рук Останина сложенный в четверо немного измятый лист и, развернув, стал читать вслух:

— «Сатан, оро те, аппаре те росто! Вени, Сатано! Тер оро те Вени Сатано! Оро те про арте! А те сперо! Опера праестро, атер оро! Сатан, оро те, апаре те росто! Вени, Сатано!»

Посмотрел на нас:

— Ерунда какая-то, господа. Вроде нашими буквами начертано, но какая-то бессмыслица. Опера какая-то. И это «Вени, Сатано» всё повторяется, я уж сие пропускал раз несколько.

— Это не бессмыслица, — я сел рядом с ним, взял бумажку в руки и повертел её в руках, разглядывая. — Хоть буквы я разобрать всё так же не могу, но этот язык мне, кажется, знаком.

— Вот как? — удивился Холмов.

И все уставились на меня напряжённо-выжидающе.

— Да, — не стал я устраивать театральных пауз, хотя и хотелось неимоверно. — В силу своей бывшей профессии пришлось мне изучать в институте латынь. Это такой древний язык нашего мира. По крайней мере, то, что вы, инспектор, сейчас прочитали, очень на него похоже. Если не обращать внимания на ударения и если я всё правильно перевёл, записулька эта содержит в себе призыв дьявола или по-другому Сатаны. Такой злой сущности, которую верующие люди обычно противопоставляют доброму божеству. Чаще всего, кстати, эту тварь изображают как раз с рогатой головой. А призывают её всякие психопаты-сатанисты, верящие в реальность существования бога и дьявола.

— Особо не понял, — поскрёб пальцами свою массивную челюсть орк, — но интересно. Ты уверен, братец, что не напутал чего?

— Да вроде нет. Там написано: «Сатана молю тебя» и всё такое. А этот повторяющийся «Вени, Сатано!» означает «Сатана, приди!»

— А зачем им призывать Сатану, если эта рогатая мерзость уже здесь? — задумчиво глянул на меня Холмов.

— Я не думаю, что это сам Сатана, — поморщился я. — Может быть просто какой-нибудь похожий на него зверолюд. А вот призывом настоящего Сатаны должен заниматься наверняка какой-то попаданец из моего мира. Или из очень сходного с ним. Иначе откуда у призывателей знание латыни?