Легавый

— Древние языки имеются и в нашей истории, — пожал плечами инспектор. — Разные алхимики всегда вели записи на чём-то подобном. Возможно и наш Вениамин Архипович обладает таковыми знаниями.

— Тогда можете показать ему бумажку, — вернул я листок Холмову, — чтобы удостовериться в правильности моего перевода. А заодно проверите, не имеет ли он к этому отношение. Шучу.

— Думается, это лишнее, — Шарап Володович, хоть и не до шуток ему было, вежливо улыбнулся, но листок у меня забрал, сложил и спрятал за пазухой. — Однако, давайте вернёмся к делу. Демьян Фролович, расскажите, что же произошло, когда вас пригласили на обряд?

— Мне ещё поутру прислали с нарочным записку. В ней велено было явиться потемну к старому лабазу, да дожидаться там сопровождающих. Валька такое же письмо получил. Ко мне ещё до полудня примчался, уговаривал не отказывать. Неохота ему, мол, одному туда соваться. Я, дурак, и согласился. А нужно было плюнуть на всю эту компанию ряженую да не ходить никуда.

Демьян замолк. Задумался, опустив голову совсем низко и уткнувшись взглядом в салфетку, лежащую перед ним на столе. Завис, словно с мыслями собираясь.

— Вы туда явились, — подстегнул рассказчика инспектор, — и…

— Мы ждали, что нас опять Полька встретит. Ан нет, какие-то господа в масках, что лица их скрывали, сначала нас сквозь дыру в заборе подле лабаза пролезть заставили, а опосля через задний ход и в сам дом запустили. А там темень — хоть глаза выколи, ничегошеньки не видать. Но нас под руку провели и оставили стоять. А сами сызнова песни свои заунывные затянули. И от завываний их так противно, что аж мороз по коже.

Демьян поёжился, словно его и сейчас от страха заморозило.

Сёстры-княгини и даже наш бравый ротмистр смотрели на него, кажется, даже боясь пошевелиться. История и впрямь захватывающая. Жаль только финал её уже известен. Очень плохой финал.

— А потом прямо из тьмы Полька заявилась с большой такой сумой через плечо и со свечой в руках. И давай фонари зажигать, что вокруг развешаны оказались. Мы глядь, а посерёдке-то меж фонарями, на самом полу, прямо в грязи девка нагая лежит. Руки-ноги верёвками опутаны и растянуты, а рот и глаза завязаны. Я ещё удивился, чего их закрывать, коли она всё одно мёртвая.

— С чего вы решили, — вскинулся Холмов, — что девица была мертва?

— Так не двигалась она и не дышала, кажись, вовсе, — Останин, чуть подавшись к инспектору, заискивающе глянул на него снизу-вверх. — И белая совсем. Как снег. А ещё Полька воском на грудь-то ей капнула, а та и не шелохнулась.

— Специально капнула? — нахмурился инспектор.

— Может, и да, — пожал плечами Демьян. — С той мерзавки станется. Она ж…

— Дальше что было, — прервал я его разглагольствования. Напрягать меня стал этот разговор, и растягивать его без надобности не хотелось. — Давай уже по существу.

— Дальше Наивысший пришёл. А те двое ещё громче заголосили, жути нагоняя. Полька свечу задула и говорит нам, мол, читайте наизусть молитвы. А коли не выучили, всё равно читайте по написанному. Да громко и складно, мол, читайте, чтоб одновременно получалось. Из сумы ножи достала и нам в руки сунула.

— Что за ножи? — поспешил уточнить инспектор.

— Обычные хозяйственные, — вновь пожал плечами парень немного удивлённо. — На кухне у нас полно таких. Мы стали по бумажке читать, а Полька тем людям, что нас привели, тоже ножи вручила. И себе взяла. А хозяину своему подала иной нож. Большой такой, широкий. Стряпуха похожим мясо рубит.

Надо же, картинка полностью соответствовала выводам экспертов. Те так и говорили: несколько разных ножей и мясницкий топорик.

— Наивысший с нами в лад молитву повторять стал, но только куда громче. А потом на связанную перстом указал. И Полька сказала, что должно нам какому-то Повелителю Ночи поклониться, а руки окропить кровью девицы невинной.