Дьявол и Город Крови 2: кому в Раю жить хорошо…

22
18
20
22
24
26
28
30

Возможно, советник правильно заметил, нужно время, чтобы он почувствовал, что значит быть вампиром, мыслить, как вампир, чувствовать, как вампир.

Но тревога не покидала. Почему муж не становился вампиром? Почему все еще человек, если проклятая мертва? Его здравый рассудок ей был нужен, как никогда. Где она? Где мать? Где тетка? Неужели подвели, упустив чудовище, и она обманывалась, успокаивая себя? Маловероятно, но подозрения то и дело находили подтверждение. Это проскальзывало во взгляде мужа, во внезапно вспыхнувшей жалости к тем, кто не заслуживал ничего, кроме презрения, то в рассуждениях, которыми никогда не загружались вампиры. Нет-нет, он вдруг помогал человеку избежать смерти – и жертва, приготовленная в пищу, ускользала под самым носом. Слишком противоречивы были его чувства, что совсем не свойственно вампиру. Или, как вчера, вдруг начинал рассматривать ее с невежеством, сожалея о потерянных ею человеческих качествах. Он и сам не раз замечал, что не способен мыслить объективно, и с ним что-то происходит: то вдруг ни с того ни с сего начинала болеть шея, голова, ломило спину…

Это у вампира-то?!

У царской четы все было далеко не так идеально, как у других соединившихся пар. Но с другой стороны, никто не добивался того же. Манька с некоторой жалостью взглянула в сторону мужчины, лежащего в глубоком сне. Или та, далекая могила, которую наложили на него, избавляя отца от наследницы, еще не подозревая о его существовании, давала о себе знать? Неужели отец и Матушка, сами того не желая, все-таки лишили его возможности стать чистокровным вампиром? Неужели ей придется коротать свой долгий век в одиночестве? Как же она это не предусмотрела, отправив свой прицеп в геенну огненную?! Найти себе мужа она сможет, и у ног будет ползать, а где чувства взять? Ох, как она поторопилась!

Манька скрипнула зубами.

Девушка на его спине все еще была жива, ее готовили к кровопусканию. Бьют, и пусть бьют. Жалкое, противное существо, лишенное разума и свободного полета мышления. Прекрасные чувства любви не доступны ее пониманию, и не о чем сожалеть. Муж-пьяница, куча грязных оборванных сопливых детей, после каждой попойки синяки под глазами, заношенные и застиранные платья, висячие ягодицы и живот, в разрывах после нескольких родов, сальные жиденькие волосы… – это все, что мог дать ей Бог. Таким не дано понять, что есть этикет, философия, тренажерные залы, чувства стиля и тяга к прекрасному. И этот сброд – еще одна проблема, с которой носится Его Величество. Ему бы подумать о том, что оборотни стали не так послушны, что там, за горами, не спокойно, и пора бы урезонить распоясавшихся престолонаследников, которые, без сомнения, причастны ко всем последним событиям.

А она-то, тоже хороша! Как могла проглядеть надвигающуюся опасность?

Возможно, именно об этом предупреждал его взгляд, когда в глубине его глаз она вдруг увидела, как обличенные ею твари, отданные матери как свиньи на пропитание, будто вырвались из Ада и приблизились настолько, что дыхание их стало невыносимо смрадным. Она напугалась до смерти и долго не могла смотреть в глаза любимому, пока обряд очищения не изгнал из него бесов. И когда он, по настойчивой просьбе совета лег козлом отпущения посреди шабаша, она не удержалась, припоминая все нанесенные ей за время одержания обиды и оскорбления.

Ему, мужу!

Если бы Святые Отцы не удержали руку, она бы убила его. Но лучше убьет, чем отдаст!

Люди обращались друг к другу, обсуждая девушку на спине. Содранная пластами кожа открыла мышцы, и кровь сочилась, как из полусырого, едва прожаренного бифштекса. Манька начала терять над собой контроль. Снова по венам потекли горячие токи, взрываясь наслаждением и сладостной мукой вибрирующих и обласканных органов в ее теле, будто душа ее была музыкальным инструментом, и кто-то играл на струнах…

И ухнул хор голосов, вторивших ей:

– Будь проклята, отродье! Будь проклята, исчадье ада! Проклинаем всех, кто увидит в ней человека! Идите к нам, и мы дадим вам все, о чем человек может мечтать!

«Мой! – мысль проскальзывала всякий раз, как взгляд ее падал на бесчувственное тело мужчины, голову которого она держала в своих руках, до крови кусая его губы. Да, он был! Но сейчас ей хотелось удовольствия. Как бы она хотела, что он сам привел ее к экстазу, закончив обряд очищения, как тогда, когда проклятая валялись у ее ног! Сказочная ночь любви. Пережитые ощущения все еще живы. Но почему же его тварь не повесилась сразу, как сделал ее проклятый, с которым была связана она? Неужели лишь потому, что она бросила ему свою душу, как тряпку, чтобы он прошел по ней ногами, а он…

Он смотрел на проклятую, и не видел в ней душу? Вопреки здравому смыслу, имея перед глазами множество примеров, он все еще верил, что душа его – она, а те двое лишь транспортное средство для обетов и клятв на Небо…

И как она могла ему признаться, если хотела стать той, которая ползала у ног, измазанная дерьмом и помоями?

Могла! Уже тогда он всецело принадлежал ей. Жаль, что не открылась. Зов дал ему крылья, поднял и привел к ней, и поставил на колени. Надо было открыться ему в ту сумасшедшую ночь, когда они пили друг друга, как вино, и слова их были откровением и обетом любить друг друга вечно, когда она соединились в одну плоть.

А сейчас он был почти мертв, и все, кто участвовал в обряде, искали ее тела, которое горело огнем желания. Могла ли она отказать? Сколько горячих змей излили в ней свое семя?! Она сбилась со счета. Она не смотрела на лица. Она была Царицей – и каждый, кто прикоснулся к ее влагалищу, давал ей обет верности. Ее экстаз закроет его от любой беды. Ни одна сволочь не осмелится произнести против нее свидетельство. Муж снова согласился пройти обряд очищения, значит, любил ее. И все, что беспокоит ее, будет уничтожено ее чарами. Он знал, что будет. Он не раз участвовал в обрядах. Любой, кто откроет рот, будет раздавлен им! Он знает, что их нет – есть только он! Она оглянулась лишь единственный раз, когда, голову ее закрыла ряса… Святой Отец был не хуже, в чем-то даже лучше других.

Горячий и упругий, он наконец достал…

Со стоном, она повалилась на жертву и на мужа, на мгновение забыв о своей миссии, открываясь и позволяя Святому Отцу войти еще глубже… И снова горячая струя влилась в нее, обжигая плоть, которая плавилась от оргазма…