Добровольцев, желающих отправиться на принудительное лечение, было немного, и смеялся народ, когда очередной еретик приставал к нему с уговорами взглянуть на правду.
На какую правду?
Где она – правда?
Да разве ж есть, если у каждого своя?
А еще была Идеальная Женщина Матушкой всего царства-государства. Имя у нее такое было – Величество. По батюшке с матушкой, наверное, как-то по-другому звали, но радио об этом ни разу не обмолвилось. Зато с таким именем – все знали! – есть у них Царица!
А при ней, естественно, имелся Идеальный Мужчина – Царь-батюшка.
О Его Величестве знали все больше по директивам и указам, по радиопредвестию, которое вдруг становились бытием.
Ох и трудно было за Величествами угнаться! Фантазия у них казалась неистощимою, а головой Его Величества Ее Величество крутила так неожиданно и непредсказуемо, что в государстве невольно забывали, в какую сторону только что смотрели. То производительность повышали, чтобы голый народ знал, есть в государстве производство, то на нищих молились, усмотрев в сём способ удержать государственную валюту от обесценивания, потому как, чем меньше у народа денег, тем копейка для него дороже, то налоги новые вводили – на грибы, на хворост, на петрушку и сортиры, на ямы на дорогах. Главное, что ни день, то новая директива из Центра.
Но и то спокойнее, вроде как при Родителе народ, который о народе печется.
Если не он, то кто?
А еще имела Ее Величество власть прощать грехи, а некоторые так объяснить, что как бы уже не грех, а достоинство. Например, завел гарем, оголился принародно, ориентацию сменил – по понятиям вроде как «безнравственный кобель» или «падшая женщина», а по Ее Величеству и не падшая, и не кобель, а «звезда шоу-бизнеса» или «золотой генофонд». Или захотелось чужое взять – вор, а при Ее Величестве и можно, и нужно. Кто тебя будет слушать, если жить не научился? Вот выйдешь в олигархи, и тобой хвастать начнут, как достоянием нации. И любой, обласканный Идеальной Женщиной, каким-то волшебным образом обзаводился нефтяными вышками, приисками, замками за границей. Даже любовь к ней возвышала человека, когда сознание, охваченное пламенем служения, отрывалось от грешной земли и устремлялось в сферы, не имевшие ничего общего с бытием, ведь еще с древних времен известно, что вера, особенно вера в явленное величие одухотворенной личности, творит чудеса – и не узнать человека, не подойти ни слева, ни справа, судит всякую тварь, как помазанник Помазанницы Интернационального Помазанника, раздает советы, как правильно любить Благодетельницу всего сущего, и на какие муки себя еще обречь, чтобы жизнь стала медовым пряником.
В общем, жила-была Благодетельница где-то там, являя пример совершенства и мудрости, и каждый мечтал пристроиться поблизости: в тепле, в сытости, безопасно. Письма писали, мечтали попасть на передачу, чтобы воодушевлять народ примером своей беззаветной любви и преданности, в надежде быть замеченным и услышанным, чтобы все двери открывались. Сегодня ты мусор собираешь, а завтра в кожаном кресле с золотыми подлокотниками, за столом из красного дерева заправляешь делами государственной важности. И правила она в царстве-государстве, с реками молочными, с озерами сметанными, с берегами кисельными. Под ногами камни скрипели самоцветные, печки пироги пекли, и цвело и перло из земли так, что воткни сухую ветку, на ней тут же листья распускаются. Небо над головой – синее-пресинее, горы – высокие-превысокие, долы широкие, леса дремучие, и такой простор, что, если государство с одного конца мерить, другой был где-то там, где тридесятое государство начинается.
Да, государство было таким… Богатым.
Но голос Благодетельницы вещал, что все как раз наоборот: реки смородиновые костями усыпаны, и не печки то, а драконы, которые палят землю вместе с жителями, кругом вампиры и оборотни, да нежить всякая, и нет в царстве-государстве Света белого, а только Тьма, с которой она одна только могла бы управиться…
И как только скажет – враз прозреет человек. Глядь, а там кость из земли торчит, тут пепел и птицы с неба сыплются, рыбы в пруду кверху брюхом плавают, бузина и дурман пошли в рост человеческий, погосты, как мегаполисы. Уж и бойня идет за аршин землицы, будто она в государстве закончилась.
И верили ей, внимали, печки уничтожали, реки химикалиями травили, зверей изводили, лес рубили, чтобы не осталось места для нечисти. Надеялись, если отнестись с пониманием, что любая перестройка требует кардинальных перестроений, связанных с трудными периодами в жизни простых людей, непременно Тьма Светом обернется, затягивали пояса потуже, и каждый сосед говорил соседу:
– Где мы, а где она, Благодетельница наша?! Когда еще до нас докатится перестроенный мир?!
А уж когда совсем невмоготу становились, всем честным народом, с вилами и крысиным ядом наперевес, шли на войну против дворняги, откормившей себя на хлебосольной помойке, чтобы знали Их Величества, что народ альтернативу Их Величествам не приемлет и готов запинать любую тварь, которая зубы выставляет…
Но…
Ничего не происходило, а только хуже становилось. Про справедливость в государстве только обиженные еще поминали, а те, кто умнее был, мышцы накачивали да вставляли зубы покрепче. Выживали, кто как умел: кто-то хорошо, кто-то не очень, а у некоторых совсем не получалось, и помочь бедолагам никто не брался. А зачем? В человеке твердость должна быть. Помоги ему, а он через неделю опять прибежит, а кто потом самому поможет? И не беспокоил народ лишний раз государство, сами промеж себя разбирались. Все равно останется прав тот, у кого кулаки крепче и кошелек толще.
ebooksa