Наследники Белого слона

– Кто же?

– В лучшем случае – его двойник.

– Значит, эта галлюцинация имеет-таки материальную оболочку.

Я-то думала – всё уже окончательно прояснилось, а оказывается – ещё больше запуталось. Джема заботило другое: какую игру затеял Лейтенант? Он не сомневался, что именно тот поведал Итальянцу, что они живы, и выдал ему их местопребывание. Когда речь заходит о больших деньгах – никому нельзя доверять. " Итак подведём итоги: жаждущих моей крови поубавилось, однако, ещё предостаточно… А чего я добился? Ничего. Дядюшка по-прежнему в бегах, да ещё норовит первым нанести удар; где его наследница – неизвестно, и я далек от вожделенных миллионов так же, как и в самом начале этого безумия…" И тут его осенило: ведь существуют ещё какие-то дневники! Если это, конечно, не те папки, что раздобыл Бесцветный… Что, если там есть какая-то зацепочка? Но где он мог их спрятать? Да где угодно! – и новая затея показалась Джему безнадежной. Но мысль об этом не ушла бесследно, она засела глубоко в подсознании, и он продолжал искать ответ даже тогда, когда об этом не думал.

***

Бесцветный сказал, что утром отвезет нас в надежное место. Как я поняла, он имел в виду законсервированную старую атомную станцию в ста двадцати милях к северу от города, – до этого я ни о чем таком не слышала, и мои спутники были удивлены не меньше моего.

– Это не совсем то, о чем вы подумали, – кратко пояснил он и чему-то улыбнулся.

Улыбка вышла неприятной. Потом он велел нам ложиться спать. Джем улегся в одной комнате с Реджем, на которого перед этим надел наручники. Бесцветный остался на улице.

Я лежала и смотрела в темноту, слушая ветер за окном. Старый дом скрипел и жаловался на ревматизм. Это был дом её родителей – теперь я узнала его. Вскоре после… Словом, после того, что случилось, они разорились и подались в другие края. Мне сообщили об этом, когда я вышла из лечебницы… Боже мой, неужели он сказал мне правду?! Но почему я не могу этого вспомнить?..

Я снова и снова прокручивала в памяти тот день: её голос по телефону был неестественным, я даже её не узнала сначала, подумав было, что это чей-то нелепый розыгрыш – знаете, есть такие штучки – имитаторы. Но шутка была слишком злой, и я позвонила в полицию, а сама помчалась туда… Увидев меня, она крикнула что-то вроде: "Зачем ты пришла?! Тебя никто не звал!.." Она уже стояла на самом краю и я боялась к ней подойти – боялась, что она шарахнется от меня и упадёт… У неё началась истерика, и мне тогда всё почему-то казалось, что она не хочет этого делать. Или в то время я просто не могла поверить, что человек может покончить с собой в такой вот ласковый яркий день, когда ветер пахнет весной, а над головой бездонное синее небо?.. А потом она поскользнулась…

Стоп… Она – поскользнулась??

Я снова отчётливо увидела её руки, цепляющиеся за край крыши…

Стараясь не спугнуть видение, я мысленно подошла к краю крыши – и увидела… море. Бескрайнюю, уходящую за горизонт, сине-зелёную ширь.

…Я стояла на мраморных плитах Набережной – у самой воды. Меня обволакивало теплом летнего солнца, дул легкий бриз, напоенный запахом моря, и волны швыряли пригоршни солёных брызг.

– Ты тоже тут? – удивленно спросил рядом знакомый голос.

На ступеньках, закатав штанины и сунув тощие ноги в воду, сидел… Очкарик. Он, видимо, только что искупался – его мокрые волосы были взъерошены. Он смотрел на меня, близоруко щурясь, и, по-моему, был рад. Я тоже.

Присев рядом с ним, я ласково пригладила ему волосы.

– Ну, как тебе здесь?

Он засмущался:

– Здесь хорошо… Только я ещё не привык.