Амбиелли слушал и не говорил, понимает или нет.
— А чем жизнь не спектакль? — усмехнулся Сэм. — По крайней мере, мне она представляется спектаклем. И я, на самом деле, получаю от него удовольствие.
Амбиелли заулыбался.
— Ты, Сэм, назвал меня поборником дисциплины. Хочешь, я открою тебе секрет дисциплины?
Сэм промолчал.
— С в о й с е к р е т?
Сэм молчал.
— А секрет вот в чем. — До — я спокоен, но п о с л е — мое наказание всегда достигает цели.
Сэм безмолвствовал.
— Вникаешь в мою систему, Сэм? — Это было сказано спокойно, но внушительно. — Я расплачиваюсь п о с л е. После того, как случится.
— Или если... — поправил Сэм.
— Если и после, — повторил Амбиелли. Слова резали, как нож. — А теперь мне нужно перекинуться парочкой слов с Ником, поэтому я с тобой прощаюсь. Рад был повидать тебя, Сэм.
— Прощайте, мистер Амбиелли, — тщательно выговаривая каждую букву, произнес Сэм. И осторожно добавил: — Желаю успеха вашей закусочной.
Коротышка положил руку на плечо верзилы, что означало: «Жди», и удалился.
«Любая собака учуяла бы страх на физиономиях оставшихся», — подумал Сэм. Могущество, кроющееся в глубинах духа этого маленького человечка и посылаемое им в окружающий мир, обжигающее, как огонь, и холодное, как лезвие ножа, повергало в дрожь каждую клетку. Физиономия Малыша покрылась капельками пота, он стал подергиваться. А сам с гордостью поглядывал по сторонам, будто хотел довести до сведения каждого: «Это мой босс».
— Ну и коротышка, — с ехидцей заметил Сэм.
— В нем страшная сила. Страшная, — Малыш вытирал ладони о свой пиджак.
«А я, — с горькой усмешкой думал Сэм, — слишком много знаю». Но времени на размышления уже нет. Его нет и для того, чтобы проверить правильность своих рассуждений. Нужно принять решение. Сэм решил прощупать сидевшего рядом с ним верзилу. Насколько глуп Малыш Хохенбаум?
Он откинулся на спинку, заставил себя расслабиться.
— Совсем коротышка, — бормотал он. — Малыш, ты смыслишь что-либо в писанине?