Азовский гамбит,

22
18
20
22
24
26
28
30

Верфь встретила нас молебном и одуряющим запахом свежих дубовых стружек и смолы. Посреди нее исполином возвышался корпус будущего галеаса, а вокруг него, как свита подле короля, теснились галеры в разной степени готовности, еще одна качалась на воде у недавно выстроенного причала, и на ней собирались ставить мачты. Судя по всему, именно ее и доставили из Голландии.

Выглядел этот первенец будущего Российского флота довольно нарядно. Обе надстройки и носовая, и кормовая обильно украшены резьбой, а на транце вдобавок еще и барельеф со сценой поединка Давида и Голиафа. Для галеаса также заготовлен декор, только гораздо более пышный. Там уже не фигурки, а настоящие скульптуры, да еще и позолоченные. Венки вокруг портов и масса других архитектурных излишеств.

Узнавая перед заказом стоимость кораблей, мое величество слегка обалдело. Дело в том, что 32 пушечный фрегат, а галеас по сути тот же фрегат и есть, только с гребцами на нижней деке оценивался ни много, ни мало в сто пятьдесят тысяч гульденов, причем почти половину из этой суммы составляли именно украшения с вооружением. А его ведь еще необходимо доставить и собрать, что тоже не бесплатно.

Пушки, хвала создателю, мы умели лить и сами, а вот декор. В общем, я потребовал обойтись без всей этой буржуазной роскоши, а в ответ наткнулся на стену непонимания, как со стороны своих ближников, так и со стороны подрядчиков. То, что боевой корабль вполне может обойтись без украшений, просто не укладывалось у них в голове.

— Умаление чести! — заявили одни.

— Над вами будут смеяться по всей Европе, — вторили им другие. — Скажут, что русские задолжали подати Крымскому хану, а потому не могут заказать нормальные корабли…

— Мне плевать на мещанские вкусы! — рявкнул я в ответ, но после долгой осады сдался и разрешил «немножко, чтобы не совсем уж по-нищенски». И вот вам здравствуйте.

— Красота! — хмыкнул я, глядя на все это великолепие и прикидывая про себя сколько бы стоил в таком случае «полный фарш».

— Лучшие мастера Антверпена приложили все усилия, чтобы ваше величество остался довольным! — сдержанно поклонился голландский мастер, не уловивший в моем голосе сарказма.

— Господин, как вас?

— Уго Вандам, государь.

— Слава тебе господи, хоть не Жан Клод!

— Что простите?

— Я спрашиваю, сколько времени займет достройка оставшихся кораблей?

— Галеры — самое многое месяц. Галеас можно спускать хоть завтра. Ваши мастера оказались вовсе не такими безрукими варварами, как об этом толковали у нас.

— Кому интересно, что болтают пьяницы в тамошних кабаках, — пихнул мастера в бок Петерсон.

— О, нет, — возразил Вандам, очевидно, имевший скверную привычку резать правду матку не взирая на последствия. — Так сказал один шведский епископ, прибывший к нам с посольством короля Густава Адольфа. По слухам, он много путешествовал, проповедуя слово божье.

— Этого сукина сына случайно звали не Глюк? — нахмурившись, спросил я.

— Совершенно верно, государь. Я даже как-то был на его проповеди, когда он обличал рабскую сущность московитов и их склонность ко всем смертным грехам, включая содомский.

— Видит бог, когда-нибудь я вобью ему эти слова в глотку, — пробормотал я, после чего снова обратился к мастеру. — Вот что я вам скажу, друг мой, находясь в России, не стоит повторять явные глупости, даже если их сказал ваш епископ.