Астраханский край в годы революции и гражданской войны (1917–1919)

Никто не был готов к уступкам.

Портные и речники упорно добивались своего и на работу не выходили. Демидов забрал заявление об отставке обратно. 21 декабря КНВ поддержал требование работников о полноценной оплате периода забастовки, на что Торгово-Промышленный комитет заявил, что выполнять такое решение он не будет, поскольку оно «развращающим образом повлияет на рабочую массу»[329]. В ответ на это Центральный Совет профсоюзов сообщил, что «снимает с себя всякую ответственность за могущие возникнуть последствия и оставляет за собой свободу действий»[330].

Борьба левых за КНВ

Уже в декабре в деятельности КНВ наметился глубокий кризис.

19 декабря состоялись довыборы в городскую Думу. Большевики их проигнорировали, а у левых эсеров как партии, находящейся в стадии становления, были проблемы с кадрами. Перфильев выставил свою кандидатуру и победил, но остальные депутаты прошли по спискам правых: двое кадетов, двое эсеров и четверо меньшевиков. Практического значения, впрочем, эти выборы не имели.

Нарастал хаос.

Жители Камызяка реквизировали свыше двухсот мешков муки, предназначенной для промысла Таргулова. Из города пришлось отправить солдат.

На станцию Владимировка прибыли 52 красноармейца из Саратова, которые реквизировали двести вагонов с рыбой (50 тыс. пудов). Местный Совет не возражал, поскольку рассчитывал получить в обмен саратовскую мануфактуру[331]. Рыба, разумеется, принадлежала не ему, а астраханским рыбопромысловикам.

Астраханский городской продовольственный комитет не отставал. Он реквизировал 222 мешка муки, получателем которых числилось интендантство[332].

В банках не было денег, и руководитель астраханского отделения «Мазута» Моисей Френкель для расчета с работниками опустшил даже личный счет. После этого он попросил КНВ… нет, не кредита. Он попросил прислать агитаторов для разъяснения рабочим ситуации[333].

Еще хуже обстояло дело на селе. На просьбу председателя Зеленгинской волостной земельной управы Т. Михайлова выделить ему десять красноармейцев (!) для борьбы с браконьерами КНВ посоветовал ему «наблюдать за исполнением законов вообще и, в частности, за ограничением улова рыбы», сообщив, что «для этого управа имеет возможности и права привлекать к себе местную милицию, а если таковая недостаточна, организовать народную милицию»[334].

На этом фоне резко усиливалось влияние Советов и профсоюзов. «В целях продуктивности» КНВ переподчинил Совету благотворительные учреждения, включая «Красный Крест»[335]. Просьбы предпринимателей защитить их от погромов передавались в Союз Союзов, то есть в объединение профсоюзов[336]. Председатель продовольственного Комитета Михаил Непряхин запросил у Совета сто красногвардейцев для охраны складов и проведения реквизиций[337].

21 декабря в связи с «неурядицами, царящими в городе», меньшевик Роман Аствацатуров подал в отставку с должности комиссара внутренних дел, то есть начальника милиции. Левые эсеры и большевики отставку не приняли и решили его поддержать, предложив «упразднить самочинные организации и передать всю полноту власти одному лицу, Аствацатурову»[338]. Под самочинными организациями подразумевалось военизированное общество «Сокол», сформированное из гимназистов старших классов, организация «Спасение революции» и иные военизированные формирования, настроенные явно антисоветски. Теперь их средства передавались «в распоряжение демократических организаций», то есть к Советам и Красной гвардии[339].

В тот же день КНВ принял решения поддержать требования продолжавших бастовать портных, ввести налог с торговцев в местный бюджет и установить «тюремное заключение в отношении всех лиц, не внесших причитающиеся с них налоги (военный, подоходный, судебный, городской, земельный и т. д.)»[340]. Для преодоления финансового кризиса требовались самые срочные меры. Были задействованы самые экзотичные способы получения средств, вплоть до освобождения под залог в 55 000 руб. арестованных еще при Временном правительстве восьми казахов[341]. Конечно, такого рода источники наполнить казну не могли. Но и Совет рабочих и солдатских депутатов не мог, хоть к нему КНВ неоднократно обращался, просить Совнарком перечислить средства в не подконтрольную Совнаркому Астрахань. В столице знали, что декабре 1917 года астраханское казачество получило из местной казны полмиллиона рублей, явно направляемых на подготовку мятежа, и финансировать подобные мероприятия советская власть логично не собиралась. Тонкие ручейки дензнаков из Петрограда все же поступали, но они скорее были элементом советского давления на КНВ, чем реальным подспорьем для городского хозяйства. Совнарком был готов перевести в Астрахань пять миллионов рублей в случае, если комиссара финансов назначит местный Совет рабочих депутатов[342].

Ища выход, по предложению максималиста Григория Цыпина КНВ постановил начать выпуск собственных астраханских денег[343]. 10 января вышли первые пробные астраханские боны, которые, впрочем, не успели разойтись.

В условиях углубляющегося кризиса среди рабочих росло число сторонников провозглашения власти Советов. 22 декабря в трудовых коллективах прошла серия собраний с идентичными резолюциями.

Служащие Волго-Каспийского канала и работники ремонтного завода официально высказались в поддержку Совнаркома, который борется против буржуазии и поэтому не может «отправлять деньги туда, где эта власть не признается, зная, что посланные суммы зачастую служат для целей контрреволюции, но ни в коем случае для бедноты города и деревни»[344]. Рабочие потребовали «немедленного признания власти народных комиссаров», которая, по крайней мере, могла разрешить финансовый и продовольственный кризисы, не говоря уже о конфликтах с предпринимателями.

Заявило о поддержке Совнаркома общее собрание работников завода «Океан». Более того, рабочие начали перечислять 2 % от своей зарплаты в пользу Совета РСД[345].

К этому решению присоединилось собрание работников земляного каравана[346], а Совет Николаевской слободы Царевского уезда сообщил, что не признает КНВ, если только под данной аббревиатурой «не имеется в виду Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов»[347].

Общее собрание работников завода Макарова приняло весьма недвусмысленную резолюцию: «Мы, рабочие и служащие, протестуем против буржуазии и наших товарищей справа, и той позиции, которую они заняли по отношению к Совету народных комиссаров. Благодаря этой политике рабочие голодают. Мы предупреждаем вас, господа, пока еще не поздно, оставить политику саботажа и признать власть народных комиссаров, иначе голод может отнять разум у рабочих, и тогда (берегитесь!). Мы обращаемся к Исполнительному комитету, чтобы он довел до сведения Комитета народной власти, что мы требуем признания центральной власти»[348].