Иисус Христос. Жизнь и учение. Книга II. Нагорная проповедь

22
18
20
22
24
26
28
30

Повторим: Иисус не оспаривал сам институт судейства, как не оспаривал и другие существовавшие в Его время и унаследованные из прошлого социальные институты. Людям необходим суд для того, чтобы в тех случаях, когда нарушена справедливость, она была восстановлена, когда совершено преступление, виновный был наказан. Но, во-первых, суд должны вершить те, кто имеет на это полномочия; во-вторых, суд должен быть праведным, то есть справедливым, непредвзятым; а в-третьих – и это главное, – никакая даже самая совершенная судебная система не сможет заставить человека отказаться от греховных поступков, реформировать его мышление. Начинать реформу нужно с самого себя: вот почему необходимо вынуть бревно из своего глаза, прежде чем приступать к изъятию сучка из глаза брата.

Страшный суд. Икона. XII в.

Как и в других случаях, Иисус здесь говорит прежде всего о повседневной жизни человека. Отношения преступника и судьи в контексте судебного процесса остаются за рамками Нагорной проповеди: о них Он не считает нужным говорить, как не считал нужным задерживаться на буквальном смысле заповеди «не убивай». Внимание слушателя все время выводится за пределы судебно-правовой сферы – в сферу межличностных отношений. Именно здесь – то пространство, в котором заповеди Иисуса обретают конкретный смысл. Он обращает внимание слушателей не столько на достоинства и недостатки человеческого суда, сколько на тот суд Божий, который в конечном итоге все расставит по своим местам. В свете этого суда отношения между людьми приобретают то особое качество, которое позволяет человеку в каждом другом человеке видеть брата и не судить его, а стараться прежде всего искоренить собственные недостатки и пороки.

Глава 10. «Не давайте святыни псам»

Мы подошли к тексту, точный смысл которого на протяжении многих веков оставался загадкой:

Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас (Мф. 7:6).

Текст этот, как кажется, стоит в Нагорной проповеди изолированно от того, что ему предшествует и что за ним следует. Изречение имеет форму пословицы, значение которой в наше время понять нелегко, поскольку мы можем лишь гипотетически восстановить контекст, в котором она была изначально произнесена[425].

Чтобы понять смысл изречения и тот ассоциативный ряд, который оно могло вызывать у слушателей Иисуса, нужно обратиться к Ветхому Завету и посмотреть, в каком смысле там говорилось о свиньях, псах, святыне и жемчуге.

Свинья в иудейской традиции считается нечистым животным: закон Моисеев запрещает есть свинину и прикасаться к трупу свиньи (Лев. 11:7; Втор. 14:8). В книге пророка Исаии народ непокорный – это народ, который приносит жертвы в рощах, и сожигает фимиам на черепках, сидит в гробах и ночует в пещерах; ест свиное мясо, и мерзкое варево в сосудах у него (Ис. 65:2-4). Когда Господь придет с огнем и мечом, чтобы произвести суд над всякой плотью, тогда те, которые освящают и очищают себя в рощах, один за другим, едят свиное мясо и мерзость и мышей, – все погибнут (Ис. 66:16-17).

Собаки тоже считались нечистыми и презренными животными. В Ветхом Завете о псах упоминается, как правило, не в связи с домашними животными или овчарками, присматривающими за стадом. Обычно имеются в виду бродячие собаки, готовые наброситься на человека и растерзать его. В 21-м псалме, воспринимающемся в христианской традиции как пророчество о страждущем Мессии, говорится: Ибо псы окружили меня, скопище злых обступило меня, пронзили руки мои и ноги мои (Пс. 21:17). О беззаконниках Псалмопевец говорит, что они воют, как псы, и ходят вокруг города (Пс. 58:7, 15). Псы питаются человеческой кровью (3 Цар. 22:38; Пс. 67:24), едят трупы людей (3 Цар. 14:11; 16:4; 21:23; 4 Цар. 9:10, 36). Сравнение человека с собакой воспринималось как сильное оскорбление (1 Цар. 17:43; Ис. 56:10-11).

Слово «святыня» (евр. קדש qodes) в Ветхом Завете употреблялось, в частности, в отношении жертвенного мяса. Об овне, которого приносили в жертву при поставлении в священники, говорится: Пусть съедят Аарон и сыны его мясо овна сего из корзины, у дверей скинии собрания, ибо чрез это совершено очищение для вручения им священства и для посвящения их; посторонний не должен есть сего, ибо это святыня; если останется от мяса вручения и от хлеба до утра, то сожги остаток на огне: не должно есть его, ибо это святыня (Исх. 29:32-34). Однако термин «святыня» имел и более широкое применение: святыней называли остатки хлебного приношения (Лев. 2:3, 10; 7:12), жертву за грех и жертву повинности (Лев. 6:17, 25, 29; 7:1, 6), жертвенник (Исх. 29:37; 30:10; 40:10) и его принадлежности (Исх. 30:29), миро священного помазания (Исх. 30:31-32) и другие предметы, которые посвящались Богу. Золотая дощечка с надписью «святыня Господня» изготовлялась для ношения священниками (Исх. 39:30-31).

Ковчег Завета. Мозаика. IX в.

Жемчуг в Ветхом Завете воспринимался как символ самого драгоценного, чем может владеть человек. В книге Притчей Соломоновых о мудрости говорится, что она лучше жемчуга, и ничто из желаемого не сравнится с нею (Притч. 8:11), а о добродетельной жене – что цена ее выше жемчугов (Притч. 31:10). Жемчуг в древности добывался с большим трудом. Об этом в VII веке свидетельствует Исаак Сирин, который был с юности знаком с ремеслом ныряльщика:

Если бы в каждой устрице ныряльщик находил жемчужину, тогда всякий человек быстро разбогател бы.

И если бы ныряльщик тотчас добывал жемчужину, и волны не били бы его, и акулы не встречали бы его, не надо было бы ему задерживать дыхание до такой степени, чтобы он задыхался, и не был бы он лишен свежего воздуха, который доступен всем, и не сходил бы в глубины, – тогда чаще, чем ударяет молния, и в изобилии попадались бы жемчужины[426].

Буквальный смысл рассматриваемого нами изречения из Нагорной проповеди предполагал, что под святыней понимается жертвенное мясо: именно так, по-видимому, воспринимали это слушатели. Слова не бросайте жемчуга вашего перед свиньями (Мф. 7:6) являются смысловым расширением слов о святыне и псах. Слова чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас (Мф. 7:6) следует понимать как относящиеся не только к свиньям, но и к псам: напасть на человека и растерзать его могут скорее псы, чем свиньи, но и от тех, и от других нужно оберегать святыню.

Уже в первом поколении христиан данное изречение Иисуса стали понимать расширительно, распространив его на главную христианскую святыню – Евхаристию. Это понимание мы встречаем в «Дидахи»: «Пусть же никто не ест и не пьет от Евхаристии вашей, кроме как крещеные во имя Господне. Ибо об этом сказал Господь: Не давайте святыни псам»[427]. Афанасий Великий пишет: «Итак, жемчуга нашего – Пречистых Тайн – не будем бросать перед людьми, подобными свиньям… Внемли же и ты, диакон; не давай недостойным порфиры пречистого Тела, чтобы не подпасть тебе ответственности, не по законам гражданским, но по Владычнему слову»[428]. В том же духе слова из Нагорной проповеди толкует Иоанн Златоуст: «Оттого-то и мы, совершая таинства, затворяем двери и возбраняем вход непросвещенным – не потому, что мы признаем недействительность совершаемых таинств, но потому, что еще многие недостаточно к ним подготовлены»[429].

В приведенном тексте Златоуст ссылается на литургический обычай закрывать двери храма после начала Евхаристии. Этот обычай, от которого в современной литургии сохранился возглас «Двери, двери, премудростию вонмем», являлся лишь частью защитной системы, выстроенной ранними христианами вокруг Евхаристии и других таинств. В основу этой системы, получившей название тайной дисциплины (disciplina arcana), или дисциплины тайны (disciplina arcani), легло представление о том, что смысл таинства Евхаристии недоступен лицам, не прошедшим оглашение и не принявшим крещение. В IV веке Кирилл Иерусалимский провел серию бесед для оглашенных, разъясняя им основы веры, но о Евхаристии начал говорить только после того, как все его слушатели приняли крещение, объясняя это тем, что ранее они были не подготовлены к тому, чтобы воспринять учение о таинствах[430].

Таким образом, в Древней Церкви изречение из Нагорной проповеди воспринимали прежде всего как призыв оберегать Евхаристию от посторонних.

Но было и иное толкование: под свиньями и псами понимали различного рода лжепророков, еретиков и отступников. Это толкование восходит к словам апостола Петра: