Киринея, или Кирены, – ливийский город, столица римской провинции Киренаика. Расположенный на берегу Средиземного моря, город представлял собой греческую колонию, значительную часть населения которой составляли иудеи[487]. В Иерусалиме у киринейских иудеев была собственная синагога (Деян. 6:9). Говорили они на своем наречии (Деян. 2:8-10; возможно, подразумевается диалект еврейского или арамейского языка).
Некоторые древние комментаторы считали, что Симон Киринейский был язычником[488]. Но он мог быть и одним из киринейских иудеев, пришедших в Иерусалим на Пасху, или мог проживать в Иерусалиме на постоянной основе: упоминания Марка и Луки о том, что Симон шел с поля, указывает на полевые работы. Уточнение, сделанное Марком, о том, что Симон был отцом Александра и Руфа, часто трактуется как свидетельство того факта, что сыновья Симона были известны римской христианской общине. В Послании к Римлянам апостол Павел приветствует некоего Руфа (Рим. 16:13): возможно, речь идет об одном из сыновей Симона. В 1941 году в Иерусалиме при раскопках была обнаружена погребальная пещера, не тронутая грабителями, принадлежавшая семье киринейских иудеев. В ней нашли оссуарий (саркофаг с костями) с надписью: «Александр, сын Симона»[489]. Впрочем, совпадение имен в обоих случаях может быть случайным.
Несение креста. Джотто. 1303–1305 гг.
Почему Иисусу потребовалась помощь Симона? Ранее Он говорил ученикам: Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною (Мф. 16:24; Мк. 8:34; Лк. 9:23). Однако Свой собственный крест Он нести не мог. Единственной причиной этого должно было быть Его физическое состояние: истощенный после бессонной ночи, изнурительных допросов и жестокого бичевания, Он не мог поднять и нести приготовленный для него крест. Возможно, сначала Он нес крест Сам, но потом упал под его тяжестью. Блаженный Августин, основываясь на отсутствии упоминания о Симоне в Евангелии от Иоанна, считает, что до восхождения на Голгофу Иисус Сам нес Свой крест, Симон же был принужден к этому только при поднятии креста на Лобное место; «таким образом, первую половину пути описал Иоанн, а вторую – остальные (евангелисты)»[490]. Так же думает Златоуст: «Когда они вышли из претории, крест нес Христос, а когда прошли вперед, Симон взял у него крест и потащил»[491].
В церковной традиции эпизод с Симоном с ранних времен толкуется аллегорически. По словам Оригена, «не подобало, чтобы только Спаситель принял Свой крест, но следовало и нам нести его… И, принимая Его крест, мы помогли Ему не более, чем сами извлекаем пользу от Его креста, поскольку Он Сам принимает и несет его»[492]. Образ Симона запечатлен на многих иконографических изображениях, а также в памятниках литургической поэзии.
Евангелист Лука – единственный, кто упоминает о женщинах, сопровождавших Иисуса к месту казни. Его рассказ существенно дополняет повествование трех других евангелистов о том, что происходило на пути к Голгофе:
И шло за Ним великое множество народа и женщин, которые плакали и рыдали о Нем. Иисус же, обратившись к ним, сказал: дщери Иерусалимские! не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших, ибо приходят дни, в которые скажут: блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы непитавшие! тогда начнут говорить горам: падите на нас! и холмам: покройте нас! Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет? Вели с Ним на смерть И двух злодеев (Лк. 23:27–32).
В греческом тексте Евангелия от Луки плакали и рыдали о Нем (έκόπτοντο και έθρήνουν αύτόν) относится не только к женщинам, но и к множеству народа[493]. Картина, нарисованная здесь Лукой, вносит коррективу в повествования прочих евангелистов, из которых может создаться впечатление, что весь народ был настроен против Иисуса и все ученики, оставив Его, бежали (Мф. 26:56; Мк. 14:50). Из повествования Луки следует, что в толпе, сопровождавшей Иисуса к месту казни, было немало искренне сочувствующих Ему: среди них евангелист особо выделяет женщин. Как мы говорили в другом месте, характерной особенностью Евангелия от Луки является то, что в нем женщинам из окружения Иисуса уделяется больше внимания, чем в каком-либо другом Евангелии[494].
Идя к месту казни, Иисус говорит не о Себе, но об Иерусалиме. Как мы помним, только у Луки содержится рассказ о том, как Иисус, приблизившись к Иерусалиму, заплакал о нем и сказал: О, если бы и ты хотя в сей твой день узнал, что служит к миру твоему! Но это сокрыто ныне от глаз твоих, ибо придут на тебя дни, когда враги твои обложат тебя окопами и окружат тебя, и стеснят тебя отовсюду, и разорят тебя, и побьют детей твоих в тебе, и не оставят в тебе камня на камне за то, что ты не узнал времени посещения твоего (Лк. 19:41–44). Слова, которые Иисус обращает к женщинам на пути к Голгофе, созвучны этому пророчеству: вновь, как и тогда, Иисус протягивает смысловую нить между Своей смертью и разрушением Иерусалима. Связующим звеном между двумя эпизодами является слово «дети»: в первом случае речь шла о детях Иерусалима, во втором – о детях «дочерей Иерусалимских».
Последнее обращение Иисуса к женщинам целиком соткано из библейских аллюзий. Выражение «дочери Иерусалимские» встречается в библейской книге Песнь песней во множественном числе (Песн. 2:7; 5:16; 8:4), в книгах пророков в единственном (Ис. 37:22; Соф. 3:14; Зах. 9:9). По общей тональности слова Иисуса напоминают пророчество Иеремии: Итак, слушайте, женщины, слово Господа, и да внимает ухо ваше слову уст Его; и учите дочерей ваших плачу, и одна другую – плачевным песням. Ибо смерть входит в наши окна, вторгается в чертоги наши, чтобы истребить детей с улицы, юношей с площадей (Иер. 9:20–21). Упоминание о неплодных может напомнить пророчество Исаии, начинающееся словами: Возвеселись, неплодная, нерождающая; воскликни и возгласи, немучившаяся родами (Ис. 54:1). Однако если у Исаии речь шла о благословениях, которые изольются на женщин иерусалимских, то Иисус, напротив, предвозвещает ожидающие их бедствия.
Несение креста. Мозаика. XII в.
Слова Иисуса о горах и холмах напоминают пророчество Осии: …Дай им утробу нерождающую и сухие сосцы. И скажут они горам: «покройте нас», и холмам: «падите на нас» (Ос. 9:14; 10:8). Наконец, пословица, которой Иисус завершает Свое последнее обращение к женщинам, является реминисценцией слов пророка Иезекииля: И узнают все дерева полевые, что Я, Господь, высокое дерево понижаю, низкое дерево повышаю, зеленеющее дерево иссушаю, а сухое дерево делаю цветущим (Иез. 17:24).
Образы, заимствованные из Ветхого Завета, возникают в сознании Иисуса один за другим. Однако все эти образы изымаются из своего первоначального контекста и переосмысливаются в контексте бедствий, ожидающих Иерусалим. Слова приходят дни созвучны выражениям, употребленным Иисусом в беседе с самарянкой: наступает время; настанет время и настало уже. Там Иисус возвещал наступление эры нового богопоклонения, ознаменованной тем, что люди будут поклоняться Богу не в Иерусалиме и не на горе Гаризим, а будут поклоняться Отцу в духе и истине (Ин. 4:21–23). Водоразделом между двумя эрами – уходящей и грядущей – станет смерть Иисуса на кресте, за которой в скором времени (всего лишь через четыре десятилетия) последует разрушение Иерусалимского храма. К этому событию обращен духовный взор Иисуса, идущего на Голгофу.
Толкование пословицы, которой Иисус завершил Свое обращение к иерусалимским женщинам, представляет большую трудность. Что понимается под сухим и зеленеющим деревом? Согласно одному из толкований, Иисус предсказывает восстание иудеев против римлян: «великое благословение детьми обратится в горе, ибо если римляне так поступают, когда дерево еще зелено и осужденные невиновны в вооруженном восстании, то что сделают они с деревом сухим, когда дети, играющие на улицах, вырастут в антиримских бунтовщиков?» По мнению автора этого толкования, «Иисус видит: Израиль окончательно отверг путь мира. Он видит: в следующем поколении Израиль ввяжется в обреченную войну и потерпит страшное поражение»[495].
Такое понимание, однако, переводит все последнее поучение Иисуса исключительно в социально-политическую плоскость. Более убедительным представляется толкование, согласно которому под зеленеющим деревом следует понимать Самого Иисуса, а под сухим – иудаизм: если Бог допустил казнь Своего Сына, то какова будет участь города, повинного в этой казни?[496] Такое толкование мы встречаем, в частности, у Феофилакта Болгарского:
Ибо если римляне так поступили со Мной, деревом влажным, плодоносным, вечно зеленеющим и вечно живущим силой Божества и плодами учения своего всех питающим, то чего не причинят они вам, то есть народу, дереву сухому, лишенному всякой животворной праведности и не приносящему никакого плода? Если бы вы имели сколько-нибудь живительной силы добра, быть может, вы удостоились бы по крайней мере некоторой пощады; а теперь, как сухое дерево, вы подвергнетесь сожжению и погибели[497].
Образ дерева, не приносящего плода, впервые возник в проповеди Иоанна Крестителя, который говорил фарисеям и саддукеям: Порождения ехиднины! кто внушил вам бежать от будущего гнева?.. Уже и секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь (Мф. 3:7, 10; Лк. 3:7, 9). К этому образу Иисус возвращался неоднократно. В Нагорной проповеди Он говорил: Всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь (Мф. 7:19). В последней беседе с учениками Он напоминал им: Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают (Ин. 15:6). Сухое дерево – символ Божьего суда, который должен совершиться над Иерусалимом и над народом, осудившим на смерть своего Мессию.
3. Распятие Иисуса
Евангелисты Матфей и Марк повествуют о распятии Иисуса в сходных выражениях:
И, придя на место, называемое Голгофа, что значит: Лобное место, дали Ему пить уксуса, смешанного с желчью; и, отведав, не хотел пить. Распявшие же Его делили одежды Его, бросая жребий; и, сидя, стерегли Его там; и поставили над головою Его надпись, означающую вину Его: Сей есть Иисус, Царь Иудейский. Тогда распяты с Ним два разбойника: один по правую сторону, а другой по левую