— Отмахиваясь спецгульфиком, замаскированным под карман.
Стучали уже в дверь, но мы не открыли.
Похоже, я захмелел. Не опьянел, а захмелел, как бывало раньше, в юности. И было весело. Весело, а не смешно. Это разные вещи, близкие, но разные. Рассмеяться можно от похабного анекдота или от щекотки. А веселье — состояние души, оно изнутри, от сердца. И водка здесь ни при чём. Пьяным я не был, ни в одном глазу.
— Белый, давай-ка выпьем за… за нашу единую, могучую, никем не по… никем не победючую. Чтобы всякий, кто посягнёт… или покусится…
— Давай, Костя. Стоя и до дна.
Захотелось продлить вернувшуюся свежесть чувств (не забыть про
— Белый, мы с тобой понимаем, ведь даже безоружный враг опасен. Мало ли что один патрон.
— Да уж. Загнанный зверь ещё злее.
— Однозначно. И мне в голову пришла мысль, в виде поэзии. Надо, чтобы народ, как раньше. Ну, замечал коричневые пуговки. И это самое, куда следует. Прочту, если хочешь.
— Давай, давай. Правильно мыслишь, Шарапов. Раз дело важное, действовать надо превентивно.
О! О-о!
ПРЕВЕНТИВНО…
Какое верное слово… Ещё самородок, не хуже
Приятель мой ждал обещанного, и я продекламировал:
Ну как? Пятёрку хочу, даже с плюсом. Ну, не тяни же.
Он потёр лоб:
— Вот что, Костя. Как поэзия — это гениально. Но эффективность… Пока смежники передадут информацию к нам в контору, то-сё — время потеряем. А враг, сам говоришь, хитёр и коварен. Уйдет, сволочь. Тут нужно оперативней, сразу — куда положено. Чтобы вражина был обречён. И знал бы, гад: остался один патрон — застрелись. По-македонски.
— Логично. Ты меня вдохновляешь, как Анна Керн Пушкина. Слушай тогда:
Разве я не гений? И где же аплодисменты?
— Костя, не в обиду будь. Но… Нет, нет и нет! Я знавал таких очаровательных «бэ», — он закатил глаза. — А ты их — в один ряд с врагами. Попахивает очернительством прекрасного пола.