Пока что они кружили над озером, не предпринимая никаких попыток приблизится к городу. Сотни две-три, не больше.
Том смотрел в небо.
— Больше медлить нельзя. Шериф, информируйте людей, что сегодня им лучше бы воздержаться от прогулок. Я подгоню фургон и подкину беднягу до морга.
— Вы собираетесь ехать…
Том потёр лоб.
— И правда. Что это я? Просто не выспался. Но нельзя же его так оставлять.
— На скотобойне есть холодильные камеры, — сказал шериф. — Это тоже не близко, но вам, во всяком случае, придётся ехать в другую сторону.
Бэй отсылал мальчика домой, но он помотал головой:
— Я лучше останусь. Вдруг понадобится помощь?
Том сходил за машиной. Город мало-помалу отходил от шока. Кто знает, многим ли ночью птицы мешали спать, но напряжение в воздухе чувствовали все, и сейчас шатающиеся по улицам фигурки выглядели, как оглушённые громом мотыльки.
За конюхом они пошли, одев на руки пропитанные конским потом хозяйственные перчатки.
— Прости, приятель, что мы с тобой так грубо, — бормотал под нос Том, стараясь устроить голову конюха так, чтобы не болталась, и чтобы не дай Бог не слетел шарф, которым замотали пустые глазницы. Шериф, напротив, крякнул, и рывком закинул руку несчастного себе на плечо. Сказал глухо и буднично:
— Ну что, взяли?
Нос он закрыл платком, повязав его на затылке, хотя в каморке по-прежнему ничем не пахло.
Будто не человека собирается нести, а мешок с протухшими овощами. Том разозлился было, но через какое-то время эта злость сменилась пониманием. «Он просто старается убежать», — сказал себе Том, пока они поднимали конюха и тащили его по лестнице. — «Не так-то просто принять для себя необходимость тактичного отношения к такой грязной работе, когда главной проблемой в течение семи лет исполнения тобой должностных обязанностей были пропавшие коровы и забияки из местного приюта».
Босые ноги, шлёпанцы с которых слетели ещё в комнате, глухо стучали по ступенькам. Смотря вниз, Том видел совершенно белые, как будто вырезанные из кости, пальцы покойника.
— Потерпи, приятель, — бормотал он, не то конюху, не то Бэю, не то самому себе.
Тело они завернули в захваченную со стола в каморке клеёнку — слава Отцу, та оказалась непрозрачной — и уложили в кузов. Наружу торчали только ноги. Тело будто одеревенело, и уложить его в кузове целиком никак не получалось.
Шериф криво ухмыльнулся.
— Представь, что ты везёшь манекен. И поменьше смотри в зеркало заднего вида.