— Как зовут-то?
— Е… Егор…
— Не Егор, — сказал он, приблизив лицо и зажимая пальцами правой руки себе ноздри. — Вонючка.
Взрыв смеха, среди которого звонким камертоном выделялся смех Насти. Её лицо было обращено к нему в профиль, и подросток не мог оторвать от него взгляда. «Это она кричала, — понял он. — Но единственный человек здесь, которому нужна помощь — это я».
— Ты вроде бы обещал от нас и пепла не оставить? — отсмеявшись, сказал Олле.
Егор закрыл глаза, мечтая, чтобы погас этот ужасный свет. Но фонарь всё светил и светил.
Матвей позвонил через несколько дней. Был четверг, семнадцатое сентября. Какая на улице погода?.. Это определить невозможно: между ней и комнатой с зелёными обоями навеки легла свинцовая ширма густых, как кофейная гуща, занавесок.
— Что школу-то забросил? — не снизойдя до приветствий, спросил он.
— Слушай, Матвей. Я, наверное, куда-нибудь переведусь.
— Умм, — протянул приятель. — Начнёшь жизнь с чистого листа?
— Ну, да…
— Хрена лысого ты начнёшь. Всегда найдутся те, кто знает тех, кто знает тебя. Расскажут, как ты гулял ночью в пижаме и пытался вершить правосудие.
— Переведусь, — упрямо сказал Егор.
— Забыл, сколько мы дружим? Я знаю тебя лучше всех. Лучше тебя самого. Ты скорее будешь сидеть на заднице и страдать, чем сделаешь хоть что-то, чтобы изменить свою жизнь.
Егор понял, что друг прав. Помолчав, он спросил:
— Значит, ты тоже в курсе?
— Все знают. Вся школа. Стёпа заливался соловьём, а твоя ненаглядная ему подпевала.
— Она не моя ненаглядная.
Егор вдруг понял, что приятель ухмыляется.
— Значит, всё? Разбилось хрустальное сердце, поникли бутоны? Слушай, мне хочется за тебя отомстить. Ты какой-никакой, а мой друг, хоть иногда и похож на простоквашу.