Егор тут же прекратил ковыряться в носу. Он слушал.
— С пацанами я связываться не буду. Они меня ничем не обидели, и не моя это забота. Достаточно того, что я не надрываю живот над их тупыми шутками. А вот Настя, свет твоих очей… Настя достойна моего внимания. Сегодня вечером мы с ней встречаемся. Видел бы ты, как она засветилась, когда я подошёл после первого урока! Пыталась сделать вид, что ей всё равно. Решила что сначала, как это водится у баб, нужно поломаться, а потом обязательно сказать «нет», но гнилой орех раскусить проще простого. Прислала смску, мол, согласная на всё. Что ж. Жди новостей.
— Подожди, подожди, — Егор мучительно пытался осмыслить сказанное. — А где вы встречаетесь?
— Ты, конечно, опять попытаешься всё испортить. Но не в этот раз.
Матвей сбросил звонок.
В тот день Егор выбрался на улицу. Лениво плывущие по небу облака укрыли его в своих тенях и провели до Черноморской улицы, где среди берёз и ветвистых черешен прятался частный дом, в котором с семьёй проживал Матвей.
— Сына нет дома, — сказала его мама, дородная тётушка, беспрестанно вытирающая руки о передник.
Она прищурилась, глядя на Егора.
— Ужасно выглядишь. Ты не болен? Высыпаешься? Может, бабушка уехала, и тебя стоит покормить?
— Спасибо, тётя Сара, — сказал Егор. — Всё нормально. А не знаете, куда он мог пойти?
— Он мне не докладывается. Слушай, если тебе нужна от меня какая-то помощь…
Егору показалось, что на лице мамы его лучшего друга мелькнула какая-то особенная жалость, какую могут испытывать к маленькому, чумазому, уродливому существу. «Они знают, — безнадёжно подумал Егор, бредя прочь. — Все знают о моём позоре».
За остаток дня и вечер он обошёл все парки и заглянул во все кофейни района, но Матвей всё предусмотрел и увёл Настю в более укромное место.
Тогда он вернулся домой и стал ждать звонка, поминутно проверяя сотовый телефон. Настя… и Матвей. Разве может в этом возрасте любовь нести в себе что-то, кроме болезненных уколов, которые старшим поколением отчего-то называются золотой порой? Которые раньше времени заставляют сердце порасти твёрдой скорлупой, навеки спрятаться в раковину, как моллюска. Егор не сомневался, что сегодня так и случиться. Не сомневался и Матвей — у него, похоже, вообще не было сердца, лишь молоток, предназначенный для того, чтобы вдребезги разнести прекрасную хрустальную вазу. Думая о нём, Егор словно падал в яму, до краёв полную завистью и гневом. Изредка он одёргивал себя: «Это твой единственный друг… и он на многое готов ради тебя», но потом представлял себя на его месте, пушинкой, купающейся во внимании девушки, которую он сам любил с четвёртого класса, и злость снова начинала сводить зубы.
В этот момент он начинал отчаянно молиться, чтобы у Матвея всё получилось.
Звонок раздался ранним утром.
— В школу ты вряд ли собирался, так что я решил позвонить сейчас, — сказал приятель посмеиваясь. — Ты приходи. На спортивную площадку на большой перемене. Тебе понравится! Мы классно провели ночь, а теперь время для фанфар и оркестра!
Он не дал Егору сказать и слова, сбросив звонок. Доковыляв до кресла, мальчишка плюхнулся в него, словно мешок с песком. Он чувствовал, что то, что случится сегодня, разорвёт его сердце на лоскуты, словно бультерьер тряпичную куклу. Вся жизнь, с самого начала взяв курс на скатывание по наклонной, готовила его к тому, что произойдёт завтра. Может, на школьный двор упадёт метеорит. Или Егор, переволновавшись, взорвётся, разбрызгивая вокруг смертоносную лаву, и в газетах потом будут публиковать интервью с выжившими: «Я сразу поняла, что от такого странного малого можно ожидать только проблем». Возможно даже, найдут его родителей, которые будут плакать и лепетать что-то невпопад, шатаясь от выкуренной травки и хватаясь друг за друга.
Как бы то ни было, он, точно закованный в цепи разбойник, не мог не явиться на собственную казнь. Хотя в глубине души уже зародилось подозрение, что казнить там будут не его, а Егору уготована роль почётного зрителя.
Егор остановился в тени раскидистой липы, растущей за сетчатым забором, что опоясывал спортивную площадку. Большая перемена только началась, возле опрокинутых футбольных ворот грызла семечки и на спор ходила по перекладинам и бордюрам компания оторв из пятого или шестого класса. Младшеклассники шарахалась от Егора, а потом, сбившись в кучки, шушукались, показывая пальцами. Двое или трое ребят пинали мяч. На третьем этаже дежурные мыли окна, наполняя всю округу незабываемыми звуками, с которыми газета трётся о стекло.
ebooksa