В некоторых рукописях Евангелия от Матфея разбойник дважды называется «Иисусом Вараввой» (в стихах 16 и 17 главы 27). В критических изданиях текста Нового Завета имя «Иисус» дается либо в примечаниях[626], либо в основном тексте Евангелия в одинарных квадратных скобках[627]. По свидетельству Оригена, «во многих кодексах
Свидетельство Оригена является косвенным подтверждением того, что в его времена во многих кодексах добавка имелась. Ряд исследователей считает, что в первоначальном тексте Евангелия (или в источнике, которым Матфей пользовался) она была, но впоследствии была исключена, чтобы не путать двух Иисусов или чтобы не прилагать имя Христа к прозвищу разбойника[629]. Произошло это исключение (возможно, под влиянием Оригена[630]) на достаточно раннем этапе развития рукописной традиции: авторам IV в. о ней уже не известно.
Если Христос и Варавва имели одинаковое собственное имя, это может объяснить, почему иудеи потребовали освободить именно Варавву, а не кого-либо другого (очевидно, что Варавва был не единственным на тот момент заключенным). Кроме того, это косвенно объясняет, почему Пилат, по версии Матфея, спрашивал: «что же я сделаю Иисусу,
В чем заключалось преступление Вараввы? Матфей называет его «известным узником», Марк говорит о том, что он и его сообщники «во время мятежа сделали убийство», а согласно Луке он был «посажен в темницу за произведенное в городе возмущение и убийство». И Марк, и Лука употребляют слово στάσις («мятеж», «восстание»). Учитывая тот факт, что мятежи и восстания против римской власти возникали в Иудее постоянно (о чем ярко свидетельствует Иосиф Флавий), можно предположить, что Варавва был одним из лидеров антиримского мятежа. Об этом же говорит и упоминание о его сообщниках у Марка. Тот факт, что народ просил у Пилата освободить его, свидетельствует о том, что он пользовался определенной степенью популярности.
Обычай отпускать на пасху одного узника нередко ставился под сомнение учеными, поскольку за пределами Нового Завета такой обычай в иудейском мире не зафиксирован. С другой стороны, в источниках, касающихся Восточной Римской империи, содержится немало примеров того, как на основании народного решения арестованные могли быть освобождены во время языческих празднеств[631]. Нет поэтому оснований считать, что такой обычай не мог существовать и в Иудее. Совокупное свидетельство четырех Евангелий о том, что Пилат предоставил иудеям выбор между Иисусом и Вараввой (Иоанн упоминает об этом кратко), говорит в пользу существования такого обычая.
В связи с этим эпизодом (в той версии, в какой он рассказан у Матфея) Иоанн Златоуст отмечает:
У них был обычай – отпускать одного из виновных. Этим-то средством Пилат и попытался освободить Его. Если вы не хотите, сказал он, отпустить Его как невинного, то отпустите хотя бы как виновного – для праздника. Видишь ли извращение порядка? Обычай был такой, чтобы народ просил об осужденных, а правитель должен был отпускать. Теперь же происходит наоборот: правитель просит об этом народ, и, однако, они не укрощаются, а еще более свирепеют и подымают крик, неистовствуя от зависти. Они ничего не могли сказать в обвинение Его, несмотря даже на то, что Он молчал; так много было доказательств правоты Христа, что они изобличались и при молчании Его. Молчавший побеждал без умолку говоривших и неистовствовавших[632].
Матфей – единственный из евангелистов, кто упоминает о предостережении, которое Пилат получил от своей жены.
Смысл этого отрывка в том, что жене Пилата приснился сон, в котором она увидела Иисуса. Почему она сообщила об этом мужу уже во время процесса, а не до его начала? Не будем забывать, что дело происходило утром и жена могла только что проснуться. Откуда евангелист мог узнать об этом? Возможно, впоследствии она обратилась в христианство. Об этом сообщают некоторые церковные писатели[633], а также апокрифические источники. В некоторых восточных христианских Церквах она причислена к лику святых с именем Клавдия Прокула (или Прокла)[634].
Напомним, что Матфей – единственный из евангелистов, упоминающий об откровениях, получаемых в снах[635]. В начале его Евангелия Иосиф четыре раза получает такие откровения: сначала ему во сне является ангел и возвещает о том, что Мария родит от Духа Святаго (Мф. 1:20–24); затем ангел является ему во сне, повелевая бежать в Египет вместе с Марией и Младенцем (Мф. 2:13); по смерти Ирода ангел вновь является ему во сне и дает повеление идти в землю Израилеву (Мф. 2:19), а по приходе в землю Израилеву он получает откровение поселиться в Галилее (Мф. 2:23). Волхвы во сне получают откровение не возвращаться к Ироду (Мф. 2:12). Рассказ о сне жены Пилата продолжает ту же линию, напоминая о том, что Бог может воздействовать на человека через сны[636].
Что означают слова «во сне много пострадала»? Означает ли это, что жене Пилата приснился кошмар и она проснулась в холодном поту?[637]. Или же она проснулась от беспокойства о своем муже?[638]. Такие объяснения встречаются в научной литературе, однако более убедительным выглядит толкование Златоуста: жена Пилата получает во сне откровение и «не просто видит она сон, но и страдает много, чтобы муж, хотя бы из сострадания к жене, помедлил совершать убийство»[639].
Согласно Евангелию от Марка, «первосвященники возбудили народ просить, чтобы отпустил им лучше Варавву. Пилат, отвечая, опять сказал им: что же хотите, чтобы я сделал с Тем, Которого вы называете Царем Иудейским? Они опять закричали: распни Его. Пилат сказал им: какое же зло сделал Он? Но они еще сильнее закричали: распни Его» (Мк. 15:11–14).
Разница между повествованиями Марка и Матфея заключается, прежде всего в добавлении у Матфея дополнительного вопроса Пилата («что же я сделаю Иисусу, называемому Христом?»), в ответ на который звучит требование распять Иисуса.
По-разному сформулирован и следующий вопрос: у Марка Пилат утверждает, что иудеи называют Иисуса «Царем Иудейским», хотя, конечно, они Его так не называли, а скорее обвиняли в том, что Он выдает себя за Царя Иудейского. Требование народа также передано в двух разных формах: «да будет распят» (σταυρωθήτω) и «распни Его» (σταύρωσον αύτόν). У Луки народ кричал: «распни, распни Его» (σταύρου, σταύρου αύτόν).
Из четырех евангелистов только Матфей упоминает о том, что Пилат в знак своей уверенности в невиновности Иисуса умыл руки перед народом.
Умовение рук в знак невинности или очищения от крови – широко распространенный в древности жест. В Псалтири говорится: «Буду омывать в невинности руки мои» (Пс. 25:6); «так не напрасно ли я очищал сердце мое и омывал в невинности руки мои?» (Пс. 72:13). Вергилий упоминает омовение после битвы в знак очищения от пролитой крови[640]. Геродот повествует об очистительном обряде, распространенном у лидийцев и эллинов, для лиц, запятнавших себя кровью[641]. Ученые упоминают и ряд других параллелей[642].
Жест Пилата может быть сравнен с жестом Иуды, возвращающего деньги первосвященникам со словами: «согрешил я, предав кровь невинную». Иуда, по свидетельству Матфея, бросает деньги в храме (Мф. 27:3–5), а Пилат, по свидетельству того же евангелиста, умывает руки перед народом, сопровождая это действие словами о своей невиновности в крови Праведника. Параллелизм двух сцен очевиден.