Возле всех дверей (а вело их в парадный зал немало), стояли стражники в до блеска отполированных кирасах в стиле XVI века. Конечно, то были не боевые доспехи, а «придворные» — легкие и тонкие, как маскарадный костюм. И грозные алебарды были призваны не устрашать, а «поддержать стиль».
В другой, дальней половине зала расставили круглые карточные столы для гостей, не желающих предаваться танцам. К тому же, по старому придворному правилу, играющие в карты могли сидеть и в присутствии принцесс и даже королей.
Шиповничек вместе с семьей Роз выходила из зала почти последней: они ведь стояли далеко от дверей, у трона. Переступив порог, она была ослеплена блеском кружащихся пар, оглушена веселой музыкой придворного оркестра. С опаской поглядывала Шиповничек на придворных, но в голове у неё постоянно крутилась мысль: «А всё-таки я тоже принадлежу к ним!»
После представления ко двору на утреннем приеме девице казалось, что все взгляды устремлены только на неё одну. Она робко жалась поближе к стене и в то же время изнывала от желания самой кружиться в этом вихре праздничного веселья.
Она собиралась попросить Розанчика хоть раз потанцевать с ней. Так хотелось пройти хоть один тур вальса среди этих блистательных кавалеров и дам! Но в момент, когда она хотела сказать это брату, Розанчик окликнул кого‑то из проходящих мимо дворян.
— Эй, привет! Я тебя ищу целое утро, иди сюда!
На его приветствие откликнулся молодой белокурый красавец с веселым и беспечным лицом и удивительно синими глазами. Его светлый с серебряным шитьем костюм был усыпан вьющимися лепестками белых, синих, розовых и даже лиловых бантов. Завитушки пышных светлых волос дерзко спадали на лоб и на одну бровь.
Он живо обернулся на призыв Розанчика и подошел поближе.
— А, привет, мон ами. Ну, как прошел прием?
Розанчик пожал ему руку.
— Торжественно, как и положено в праздник. А я видел, что тебя не было.
— Искал? — Он улыбнулся.
— Искал, представь себе. Ох, любишь ты поспать!
Незнакомец рассмеялся:
— Ты ещё больший соня, чем я, но у тебя-то есть должность при дворе, которая обязывает вставать ой как рано… А я — вольная птица! И могу посвящать свое время чему хочу. Будь то утро или вечер…
— Или ночь, — продолжил Розанчик.
— Или день, бестактное чудовище! — шутя, возмутился его друг.
— Ну, и чему же ты посвятил это утро? Или кому? — прищурился Розанчик.
— Конечно, «кому». И не себе, как ты думаешь, а — Ей. Сочинял стихи, посвященные Виоле.
— Сочинил?