Глубина

– Но мой ребенок…

– Это недолго, заверяю вас. И я чувствую, что сейчас вы в безопасности. Я не ощущаю ничего зловещего над вами прямо сейчас. – Он взял ее за локоть и повел обратно на бал, как будто ее в такой момент волновали танцы.

– Но, мистер Уильямс…

Мэдди попыталась его остановить, но тщетно. Вокруг нее словно завертелась безумная карусель, калейдоскоп цвета и света. Мерцание и блеск драгоценных камней, отражающийся от шелка и атласа свет, насыщенный черный мужских смокингов. И запахи. Парфюмы и помада, розы в цветочных композициях, креветки и лобстеры в соусе из шампанского, стейки. Нежные звуки скрипок, гул на фоне, похожий на пчелиный улей; низкие мужские голоса, высокий звон женского смеха, пронзающий все это словно нож.

Джек. Она практически врезалась в него, обтянутая зеленым бархатом грудь вдруг возникла перед ней, словно расшитая мхом стена. Боксер резко отпустил локоть Мэдди, словно их застали за чем-то непристойным. А может, все так и было.

Супруг хмурился. Почему он ею недоволен? Из-за чужой ладони на ее руке? Потому что он знал, кто этот человек такой? Ну конечно, он знал; Джек почти каждый день ходил смотреть на него в спортивный зал.

– Пойдем, Мадлен, – холодно произнес Джек, взяв ее под руку.

Торопливо семеня на цыпочках прочь, она попыталась бросить взгляд через плечо.

«Мы еще поговорим, – пыталась выразить она. – Не забудьте».

Глава тридцатая

Марк никогда не забудет, как впервые встретил Кэролайн. Это случилось вскоре после ужасного пожара на фабрике, где работала Лиллиан. Лиллиан не погибла в огне вместе с остальными только потому, что ее отправили обслужить клиентку – Кэролайн.

Кэролайн вызвала его к себе в лондонскую квартиру; ему показалось, что это было слишком похоже на приказ, но он все же подчинился, потому что она в некотором роде спасла жизнь его возлюбленной. А еще он с подозрением относился к женщине, которая так быстро сблизилась с Лиллиан, став ей как сестра. Он хотел сам увидеть, в чем дело.

И понял все с той минуты, как ее встретил. Кэролайн была прямолинейна, но в то же время очаровательна, она сияла, словно солнечный свет, в своем американском стиле. Было заметно, что она столь же искренне обожала Лиллиан, как и он сам.

Вскоре Марк начал ценить Кэролайн так же, как и Лиллиан. Он любил ее, потому что она любила Лиллиан. Две женщины слились в его сознании воедино. Стало почти невозможно подумать об одной, машинально не вспоминая другую. Но через некоторое время все начало меняться – сперва незаметно, затем вдруг все скорее. Лиллиан стала буйной, завистливой, гневливой. Кэролайн стала его утешением, а он – ее. Привязанности неизбежно сменились, и он не мог здесь ничего поделать.

Под конец Марк иногда задавался вопросом, не была ли его ненависть к Лиллиан столь же неистова, как его любовь? Не молилась ли Кэролайн, чтобы Лиллиан исчезла – как молился он сам?

Не произошло ли кое-чего похуже? Не Кэролайн ли заставила ее исчезнуть? Не обманулся ли он, доверившись и влюбившись? Кэролайн всегда казалась ему такой яркой и сильной – ее присутствие развеивало его страхи и сомнения. Но когда ее не было рядом, вопросы возвращались, темные и угрожающие. Настырные и жестокие.

И поэтому, глядя, как она явилась на капитанский бал тем вечером, Марк со странным всепоглощающим облегчением, даже с радостью понял, что от вида Кэролайн у него по-прежнему захватывает дух, что она все так же излечивает его мрачное настроение. Марк вообще не особо понимал, зачем сам пришел на бал – разве что не хотел оставаться в одиночестве после утренней ссоры из-за мисс Хеббли и после тревожного разговора со Стедом о ду́хах и о Лиллиан – что, кстати, было известно этому старику? Марк не в силах был вынести змееподобные мысли, которые извивались внутри.

Полиция сочла смерть Лиллиан самоубийством – несмотря на то что никаких доказательств так и не было.

Женская ревность – сильная вещь. Она способна принимать разные формы. Он видел это своими глазами.

Но сейчас Кэролайн была здесь, входила в вестибюль, и толпа, казалось, расступалась перед ней, словно перед королевой. И даже разум Марка отступил от прежних мрачных размышлений. Она была слишком ослепительна для фальши, слишком тепла для лжи. Это все проделки его собственной вины – он переносил на Кэролайн собственные страхи, неправдивые, невозможные.