Макорин жених

22
18
20
22
24
26
28
30

— Милости просим.

Вечером, собираясь в клуб, Юра обратил внимание на свои помятые брюки. Выутюжить бы надо… А для чего? Подумаешь, театр! Сойдет и так.

Все же руками, как мог, разгладил особенно мятые места, попытался выправить чуть заметные старые складки.

На улице у склада перед ним вытянулся, взяв под козырек, Васька Белый.

— Здравия желаю, товарищ уполномоченный! Не в клуб ли направились?

— В клуб. Где он у вас находится?

— А вон там. Фонарь у барака видите? Это и будет клуб, товарищ уполномоченный.

— Спасибо. Но почему вы меня уполномоченным величаете?

— Как же! Мы знаем. По одежде определяем, — доверительно сообщил старик. — А что я вас хочу спросить, извиняюсь, собранье будете у нас проводить или как?

Старик раззабавил Юру, и тот, солидно кашлянув, ответил:

— Придется и собрание провести. Приходите, может, выступить пожелаете.

— Выступим обязательно. Без этого нельзя. Вот подготовлюсь, с рабочкомом конспект согласую…

— И конспект?

— А как? Рабочком у нас строг, шибко строг… А вас как звать-величать, товарищ уполномоченный?

Юра назвал фамилию.

— Имя-отчество не откажитесь сообщить, поскольку вижу, что человек вы хороший, уважительный. По имечку и отчеству желательно…

Ввел старик Юру в краску. Когда юноша удалялся, слышал, как Васька бормотал про себя:

— Уважительный человек, не то что другие…

Дошел Юра до указанного стариком фонаря. Невзрачный барак с почернелыми стенами, если бы не вывеска над входом, нельзя никак принять за клуб. У крыльца стоял прислоненный к перильцам голичок. «Ноги обметать», — сообразил Юра. Этот голичок увенчал его скептическое отношение к сузёмскому клубу. Умышленно не обметя ног, Юра шагнул в помещение. И первое, что поразило его — чистота в прихожей. Ни подсолнуховой шелухи, ни окурков. Пол блестел желтизной. Вдоль стен, за барьерчиком — вешалки, полные одежды. Выходит, надо раздеться. Женщина с красной повязкой на рукаве вежливо спросила билет и, надорвав, вернула.

— Проходите, уже начинается. Сейчас закрываю двери…