Перевернутый мир

– Ладно, – поднялся Витя. – Перебьемся без обнимашек. Привет, мама. Как говорится, прибыл после тяжкой неволи твой блудный сын. Подавай ему, как положено, откормленного теленка. И все остальное, как собиралась. А у Павлова засада только на одну ночь? Может, и сегодня… Побыли бы с тобой вдвоем, комедию бы посмотрели, поржали, а?

Валентина

К Павловым ходили кухарка и уборщица. Но главные блюда Валентина никому не доверяла. В холодильниках и морозилках всегда был большой выбор любого мяса, включая дичь. Замаринованные куски лежали у нее в больших кастрюлях, чтобы сразу приготовить по выбору мужа. Он часто приводил товарищей. Найдется и «откормленный теленок» для Вити.

Валя налила сыну ванну с пеной, повесила большие свежие полотенца, халат. Поставила на стол напитки и приборы, бросила на сковородку с маслом крупные куски нежной, чуть подмаринованной телятины и включила индукционную панель на девятый режим. Посмотрела на часы: уже десять, Гена не звонит. Да, его так называемая засада может затянуться еще не на одну ночь. Конечно, Валентина при каждом удобном и неудобном случае дает мужу понять, как хорошо она видит его ложь, как все легко проверяется и как это ее оскорбляет. Но на самом деле она давно принимает свою семейную ситуацию исключительно как источник хорошего дохода и независимости. Не то чтобы Павлов сильно мучился чувством вины – там нет места для подобных тонкостей. Он просто очень хорошо знает, как обиженные люди могут использовать любой компромат. И жена для него в этом смысле не просто не исключение. Валентина знает о нем все или почти все. Она оказалась более умной и цепкой, чем ему думалось сначала. Но Павлов привык считать это ее достоинствами. Валентина не раз ему помогала советом в очень сложных ситуациях. А если он слишком перегнет палку, она воткнет ему нож в спину. Для Павлова это естественное развитие событий. Таким образом и возникли его обязательства перед женой, и они далеко не только финансовые.

«Я воспитала его, – в очередной раз думала Валентина. – Я приняла Гену, когда он был обычным рвачом, карьеристом без единого принципа и похотливым козлом без эмоций. Я почувствовала в нем потенциал. Он не стал ни праведником, ни трепетным возлюбленным, ни верным мужем. Но у него появилось что-то вроде понимания партнерства, долга, даже благодарности. Мне кажется, что он меня уважает и ценит. И он это подтвердил не только суммами прописью. Он поборолся за моего сына. И не только в плане срока и освобождения. Гена наказал главного врага Вити. А это дорогого стоит».

Валентина была довольна своей жизнью. Она родилась в коммуналке. Кстати, недалеко от их нынешней квартиры, жила там с мамой и бабушкой – коренными москвичками, учительницами. Из вещей в их комнате были три старых дивана, стол и большой книжный шкаф. Ни бабушки, ни мамы больше нет. Они просто сгорели в битве за выживание. Мама успела подготовить дочь к поступлению в институт, конечно педагогический. К счастью, Валя в институте открыла для себя другую жизнь – ночные клубы, рестораны, пикники в садах загородных особняков. В отличие от многих подруг она не была любительницей веселья ради веселья. Валя прорывалась к другим горизонтам. Только не скудный быт, не тяжелая работа, не нищее прозябание.

Первая попытка прорваться к блеску и свету другой жизни обернулась болью и драмой. Ее первый любовник, мальчик-мажор, сын известного бизнесмена, мгновенно бросил ее, узнав о беременности. Еще и посмеялся над ее нелепыми усилиями его подловить. Валя изо всех сил за него цеплялась, даже пыталась шантажировать. Но для мажора это были комариные укусы. Он нигде не работал. Ему невозможно было испортить репутацию за неимением ее. Его достоинством были только папины деньги. А Валя упустила время и не сделала вовремя аборт. Родила в той же коммуналке. Умудрилась все же окончить институт, но в школу работать, конечно, не пошла. Находила надомную подработку до тех пор, пока Витю не взяли в ясли. Как только появилось хоть какое-то время, Валя первым делом вернула старых подруг и стала ездить на развлечения, как на самую сложную и важную работу. К Вите на ночь приходила дворничиха из их дома.

Валя не обладала красотой, на которую полетели бы принцы и миллионеры как мухи на мед. Потому, собственно, и Гена, который и сам из милости попал на одну гулянку у своего начальника. Павлов заметил Валентину, когда всех, на кого упал его глаз, разобрали. Она ответила взаимностью по той же причине.

Виктор вышел из ванной в белом пушистом халате. Здоровенный мужик, короткая безобразная стрижка, огромные ручищи, которые умеют стрелять и убивать, массивный подбородок, настороженные, сейчас немного потеплевшие глаза. И большие, розовые, оттопыренные уши, как у того малыша, которого никому не нужная Валя целовала, убаюкивая, прижимала к себе и чувствовала такое родство, что сердце рвалось и горело. Ничего подобного она не испытывала ни до, ни после.

– С возвращением, мой мальчик. – сказала она, поднимая бокал с шампанским. – Пусть все у тебя будет, как ты хочешь. И моя любовь всегда с тобой. Не забывай об этом.

– Я скучал по тебе, мама, – басом произнес великовозрастный неудобный ребенок.

А Валя все смотрела, как нежно и беззащитно светятся его смешные родные уши, и ощущала запах своего молока, терпкую сладость своей любви.

Павлов

Геннадий повернулся, просыпаясь, чтобы разлечься, как он любил, во всю ширину своей огромной кровати. Но в его голую грудь тут же воткнулся чужой острый локоть. В ногах запутались обтянутые кожей косточки, которые никак не могли быть ногами Валентины. Он приоткрыл глаза, так, чтобы это было незаметно, и стал рассматривать женщину, которая спала рядом. Черт подери, вчера вечером он уехал из загородного дома начальника и приятеля, где они бурно отмечали одну финансовую удачу, с красоткой, можно сказать. Вера сказала ему, что она студентка МГИМО и ей восемнадцать лет. Эти девицы всегда приходят со своими легендами.

Восемнадцать, как же. МГИМО – щасссс. У Гены богатый опыт, знаком, причем пару раз интимно, и с таким контингентом. Этих ни с кем не перепутаешь: понты, запах денег и очень часто знакомая фамилия – если не политика, то на худой конец полукриминального бизнесмена.

Когда Гена тискал в одной из спален приятеля Веру, на ней было короткое обтягивающее очень красивое платье, она в нем казалась такой тоненькой – талию пальцами обхватишь. Была даже мысль, что она прибавила себе возраст. А сама подросток, что его всегда возбуждало. Белые волосы были уложены мягкими волнами. Макияж яркий, но достаточно дорогой и не вульгарный. Трудно сейчас сказать, сколько литров спиртного было к тому моменту в желудке и крови Гены. Но он уверенно и гордо повел в свою машину принцессу из сказки. Он никогда не оставался с женщинами в квартирах и домах задушевных приятелей. Самым задушевным как раз и приходит в голову навтыкать в своих спальнях камеры. Чтобы при удобном случае шантажнуть или подсидеть. Гена в этом смысле и сам не без греха. Да какой тут грех – он просто не безоружен ни в каком случае. По отношению к своим руководителям особенно.

Короче, проснулся он, а все на самом деле как в сказке. Волшебная карета стала тыквой, то есть убогой квартирой с узкой неудобной кроватью. Принцесса – скелетом с вялыми капустными листьями вместо кожи. Из некрасиво открытого рта текут слюни, на щеках и шее кожа дряблая, тело пахнет плохим здоровьем и усталостью. Этой женщине далеко за тридцать в лучшем случае. Было ли ему хоть на минуту хорошо с ней? Гена точно знает лишь одно: все получилось, и не один раз. А все эти глупости – хорошо-нехорошо – он вообще не понимает. Есть потребность – надо брать.

Он посмотрел на часы, выбрался из-под тонкого, не слишком свежего одеяла, прошел в тесную и убогую, как все здесь, ванную. Как Вера оказалась на их гулянке – это даже не вопрос. Его приятель тащит к себе всех подряд. У Гены даже есть одно глубокое подозрение, что он панически боится оставаться наедине с собой. Нередкая болезнь для людей их профессии. Слишком много врагов и ловушек.

Геннадий брезгливо ополоснулся под душем, стараясь ни к чему не прикасаться, почистил пальцем зубы, потрогал щетину и нашел на заваленной барахлом полочке станок с безопасным лезвием. Даже побрился. Окинул взглядом собственный облик в его самом уязвимом голом виде. Не было в его жизни женщины, которой он показался бы красивым. Приземистый, немного кривоногий, с животом, бороться с которым никак не возможно. Да и лицо… Хотя в неплохие минуты Гене оно кажется мужественным. Он посмотрел в свои вполне красивые серые глаза и подумал о том, что никогда не влюблялся. Валентина была ему просто приятнее многих. А потом настолько подошла в человеческом плане, почти приросла. Но он не знал восторгов и терзаний любви.

И вдруг, то ли с перепоя, то ли от трехдневной усталости бессмысленного веселья в погоне за расслаблением, из груди вырвался хриплый вздох, почти стон. Эта острая боль там, где слишком часто и неровно билось сердце, была напоминанием о том, что Геннадий привычно и безуспешно лжет самому себе. Потому что томление и терзания любви были. Они со временем превратились в хроническое ощущение потери, неудачи, в источник боли, которую нельзя утолить. Можно лишь завалить большим количеством всего – денег, женщин, ярости и злобы.