— Не поверю, что вам жизненно необходимо совращать мужчин.
— У меня есть власть! Я обладаю властью и…
— И делаете, что захотите? — Амадео покачал головой. — Марсело, у меня тоже есть власть. И сейчас вы находитесь в моих руках.
Он шагнул вперед и дернул мизинец Флавио вверх. Хрустнула, ломаясь, кость, работорговец завопил.
— Что, неужели так больно? — сочувственно спросил Амадео. — Почему-то ты не думал об этом, когда ломал их моему сыну.
Он проделал то же самое с безымянным. На этот раз крика не последовало: Флавио стиснул зубы и заскулил, как собака.
— За каждый его сломанный палец ты поплатишься десятью.
— Считать не умеешь? — всхлипнул Флавио. — Их же десять! А я сломал два…
Амадео наклонился к нему и улыбнулся.
— А на ногах?
Пленник уставился на него, не веря, что этот красивый сукин сын способен на подобные зверства.
Следующие три часа Амадео провел наедине с Флавио, отослав Киана прочь. Помимо своего излюбленного метода с мокрым полотенцем он заставлял его пить воду снова и снова, пока Флавио не извергал ее фонтаном обратно, а если тот держался, то с коротким размахом бил в живот. Крутил винты на головном фиксаторе, пока те не вдавливались в кости черепа, но не давал потерять сознание, вовремя ослабляя нажим. В перерывах между остальными пытками он, как и обещал, ломал пальцы, на ногах раздробив их молотком для отбивания мяса. Тем же молотком он расколол его коленные чашечки, как хрупкую керамику. Флавио орал во все горло, но не смел дернуться и не пытался освободиться — несмотря на адские мучения, он вовремя вспоминал, что когда его только притащили сюда, то помимо привязывания к отвратительному неудобному стулу обмотали вокруг гениталий тонкую медную проволоку — попытайся он освободиться, лишился бы своего мужского достоинства. Поэтому он из последних сил сносил мучения, чувствуя себя свиньей, которую вот-вот разделают, приготовят и подадут к столу. Криков не сдерживал, но никто так и не появился, чтобы помочь.
А Амадео улыбался. Проделывая все это, он не снимал с лица легкую полуулыбку, в глазах плескалось удовлетворение. Да этот раб безумен! — хотелось крикнуть Флавио, но из горла рвался нескончаемый крик. Наконец он сорвал голос и мог лишь сипеть.
Амадео поднял молоток и размахнулся, собираясь размозжить Флавио череп, и тот не сдержал радости. Наконец эта пытка закончится! О боже, наконец! Окровавленный рот расплылся в щербатой улыбке — несколькими минутами раньше он лишился нескольких зубов.
— Хватит, — Ксавьер взял Амадео за запястье и не без труда вытащил молоток из пальцев.
Амадео уставился на него, и тот едва не отшатнулся, не узнав своего друга. Лицо оставалось таким же прекрасным, но теперь это была холодная бездушная маска, под которой не осталось ничего человеческого.
— Хватит, — повторил Ксавьер. — Ты не должен его убивать.
В равнодушном взгляде промелькнула злость. Хоть что-то.
— Он сломал моему сыну два пальца, остриг ему волосы, и я должен оставить его в живых?
— Ты неправильно понял, — Ксавьер отбросил молоток в угол. — Я не сказал, что его надо помиловать. Я сказал, что не хочу, чтобы ты был палачом.