Дни в Бирме

22
18
20
22
24
26
28
30

Он понял, что от жены не скроешь похмелье, и надеялся хоть как-то заслужить ее расположение. Мистер Макгрегор улыбнулся и взял записку. Увидев «Т. Ж.» перед своим именем, он подумал, что Эллис совсем распоясался, но решил перевести все в шутку. Быть славным малым в клубе стоило ему не меньших усилий, чем держаться с достоинством на службе.

– Я полагаю, – сказал он, – что наш друг Эллис не одобряет общества… э-э… своего арийского собрата?

– Не одобряю, – сказал Эллис ехидно. – Как и монгольского собрата. Если коротко, не люблю я ниггеров.

Мистер Макгрегор напрягся при слове «ниггер», порицавшемся в Индии. Сам он не испытывал неприязни к азиатам; более того, он им всячески симпатизировал. Ему претила мысль дать им свободу, однако он считал их совершенно очаровательными. Его всегда задевало, когда другие походя их оскорбляли.

– Справедливо ли, – сказал он строго, – называть этих людей ниггерами – что вызывает их естественное возмущение, – когда они очевидно принадлежат к иным группам? Бирманцы – монголоиды, индийцы – арийцы или дравиды, и все они вполне отчетливо…

– Ой, харе! – сказал Эллис, не испытывавший ни малейшего почтения к рангу мистера Макгрегора. – Ниггеры, арийцы – назовите, как хотите. Что я говорю, это что мы не хотим видеть в этом клубе черномазых. Если вынесете это на голосование, то увидите, что мы единогласно против. Разве только Флори, – добавил он, – предложит своего дражайшего Верасвами.

– Верно, верно! – повторил мистер Лэкерстин. – От меня черный шар[16] засчитайте, против всех этих.

Мистер Макгрегор недовольно поджал губы. Он оказался в неловком положении, поскольку идея принять в клуб туземца принадлежала не ему, а комиссару. Однако оправдываться он не любил, поэтому произнес миролюбиво:

– Не отложить ли нам это обсуждение до следующего общего собрания? Чтобы тем временем хорошенько все взвесить, как взрослые люди. А сейчас, – добавил он, подходя к столу, – кто разделит со мной… э-э… освежающее возлияние?

Позвали буфетчика, заказали «освежающих напитков». Жара усилилась, и все изнывали от жажды. Мистер Лэкерстин готов был заказать выпивку, но передумал, поймав взгляд жены, и сказал понуро:

– Я пас.

Он сидел, сложив руки на коленях и скорбно смотрел, как миссис Лэкерстин жадно глотает лимонад с джином. Мистер Макгрегор, хотя и подписал счет за выпивку, пил простой лимонад. Он единственный из всех европейцев в Чаутаде придерживался правила не пить до захода солнца.

– Это все, конечно, хорошо, – проворчал Эллис, поставив локти на стол и крутя в руках стакан; перебранка с Макгрегором снова раззадорила его. – Это все, конечно, хорошо, но я при своем мнении. Никаких туземцев в этом клубе! Вот так, уступая пядь за пядью, мы и погубили империю. Эту страну разъедает малодушие, потому что мы с ними слишком цацкаемся. Единственно возможная политика с ними – это относиться к ним, как к грязи, они другого не заслуживают. Сейчас критический момент, и нам нужно всеми средствами поддерживать престиж. Встать плечом к плечу и сказать: «Мы – хозяева, а вы – шваль, – Эллис вжал в стол худосочный палец, словно давя козявку, – вы – шваль, и знайте свое место»!

– Безнадежно, старина, – сказал Вестфилд. – Совершенно безнадежно. Что ты им сделаешь, когда крючкотворы руки вяжут? Туземная шваль лучше нас знает законы. В лицо тебе нахамят, а попробуй ударь – накатают заявление. Ничего не сделаешь, когда нет уверенности в своих силах. А какая тут уверенность, когда у них кишка тонка для открытой схватки?

– Наш бурра-сахиб[17] в Мандалае всегда говорил, – вставила миссис Лэкерстин, – что мы в конце концов просто уйдем из Индии. Молодежь больше не поедет сюда, чтобы работать всю жизнь, снося оскорбления и неблагодарность. Мы просто уйдем. Когда туземцы придут к нам и будут умолять остаться, мы им скажем: «Нет, у вас был шанс, вы его упустили. Раз так, мы от вас уйдем, управляйте собой сами». Вот тогда мы их действительно проучим!

– Это все закон и порядок привел нас к такому, – сказал Вестфилд мрачно.

Ему не давала покоя тема крушения Британской Индии из-за чрезмерной законности. Он считал, что ничто уже, кроме полномасштабного мятежа с последующим военным положением, не могло спасти империю от распада.

– Все это бумагомарание и крючкотворство. Конторские индюки – вот кто теперь действительно управляет этой страной. Наша песня спета. Лучшее, что нам остается, это прикрыть лавочку, и пускай варятся в собственном соку.

– Не соглашусь, никак не соглашусь, – сказал Эллис. – Мы бы за месяц навели порядок, стоит только захотеть. Лишь бы храбрости набраться. Вон, в Амритсаре[18], ишь, как сразу присмирели. Дайер знал, как с ними надо. Бедняга Дайер! Грязная была работа. Этим трусам в Англии придется ответить.

Остальные издали вздох сожаления, подобный тому, что издают католики при упоминании Марии Кровавой[19]. Даже мистер Макгрегор, которому претило кровопролитие и военное положение, покачал головой.