Дни в Бирме

– Эх, бедняга! Пал жертвой политической игры. Что ж, возможно, когда-нибудь столичные политики поймут, как были не правы.

– Мой старый начальник на этот счет байку рассказывал, – сказал Вестфилд. – Служил в туземном полку один старый хавилдар[20], и его спросили, что будет, если британцы уйдут из Индии. Старикан и говорит…

Флори отодвинул стул и встал. Он больше был не в состоянии, не мог – нет, не желал выносить этого! Он должен немедля уйти отсюда, пока не тронулся умом и не начал крушить мебель и бросаться бутылками в картинки на стенах. Тупая, безмозглая алкашня! Как такое может быть, что они неделю за неделей, год за годом мусолят одно и то же, повторяют слово в слово те же злобные бредни, словно пародируя третьесортный рассказик из «Блэквуда»? Неужели никто из них никогда не скажет ничего нового? Что ж за место такое, что за люди! Что за цивилизацию мы породили – эту безбожную цивилизацию, замешанную на виски, «Блэквуде» и «восточных» картинках! Господи помилуй, ибо все мы к этому причастны.

Флори ничего такого не сказал и мучительно старался сохранять нейтральное выражение лица. Он стоял возле стула, чуть в стороне от остальных, с неловкой улыбкой человека, привыкшего чувствовать себя белой вороной.

– Боюсь, мне нужно отчаливать, – сказал он. – Нужно, к сожалению, кое-что успеть до завтрака.

– Останься, пропусти еще стаканчик, – сказал Вестфилд. – Утро только распустилось. Выпей джину. Для аппетиту.

– Нет, спасибо, мне пора. Идем, Фло. До свидания, миссис Лэкерстин. Всем до свидания.

– Тоже мне, Букер Вашингтон[21], дружок ниггеров, – сказал Эллис, едва удалился Флори; и каждый подумал, что точно так же он чихвостит их за глаза. – Наверно, пошел к Венику-сраному. Или свалил поскорей, чтобы за выпивку не платить.

– Ну, он парень неплохой, – сказал Вестфилд. – Так только, большевизмом увлекается. Не думаю, что он это всерьез.

– Да, парень он славный, ничего не скажу, – сказал мистер Макгрегор.

Надо заметить, что каждый европеец в Индии в силу своей национальности, а точнее цвета кожи, считался славным парнем, пока не натворит чего-нибудь совсем уж несусветного. Быть славным парнем – почетное звание.

– Как по мне, так слишком уж большевиком несет, – не унимался Эллис. – Не выношу таких, кто корешится с туземцами. Не удивлюсь, если он сам дегтем смазан. Вон, какая метка на лице. Пегая морда. И вообще похож на желтопузого – чернявый, и кожа как лимон.

Возникла бессвязная перепалка насчет Флори, но вскоре утихла, поскольку мистер Макгрегор этого не одобрял. Европейцы посидели в клубе еще какое-то время и снова освежились. Мистер Макгрегор рассказал свою байку о Проме, которая почти всегда была к месту. А затем разговор сам собой свернул на старую, животрепещущую тему – наглость туземцев, малодушие правительства и канувшие в Лету времена, когда Британская Индия действительно была британской, и подателю сего «всыпьте пятнадцать плетей». Редкий день обходился без этого, учитывая одержимость Эллиса. Впрочем, неудовольствие европейцев было вполне объяснимо. Когда живешь и работаешь среди азиатов, нужно быть святым, чтобы не озлобиться. Все присутствовавшие, особенно официальные лица, знали, что значит сносить насмешки и оскорбления. Чуть ли не каждый день, когда Вестфилд, мистер Макгрегор или даже Максвелл шли по улице, школьники, с их юными, желтыми лицами – гладкими, точно золотые монетки, источавшими сводящее с ума презрение, столь присущее монголоидам, – глумились им вслед, а, бывало, и преследовали, гнусно хихикая. Англичанину в Индии жилось несладко. Убожество солдатских лагерей, душные конторы, затхлые, пропахшие битумом станционные гостиницы – все это, пожалуй, давало им право на некоторое недовольство.

Время близилось к десяти, и жара была удушающая. У всех на лицах (а у мужчин и на предплечьях) блестел пот. На спине шелкового пиджака мистера Макгрегора ширилась влажная прогалина. Слепящий свет просачивался сквозь зеленые циновки и бил по глазам, дурманя разум. Все думали с тоской о предстоящем плотном завтраке и убийственно долгих дневных часах. Мистер Макгрегор встал со вздохом и поправил очки, сползавшие по скользкому носу.

– Увы, пора заканчивать столь приятное собрание, – сказал он. – Мне надо домой к завтраку. Заботы империи. Подвезти кого-нибудь? У крыльца моя машина с шофером.

– О, спасибо вам, – сказала миссис Лэкерстин. – Возьмете нас с Томом? Какое облегчение не ходить пешком в такую жару!

Все встали. Вестфилд потянулся и подавил зевок, втянув носом воздух.

– Лучше, пожалуй, двигаться. Засну, если дальше буду тут сидеть. Весь день еще в конторе париться! Горы бумаг изводить. О боже!

– Не забудьте, вечером теннис, всех касается, – сказал Эллис. – Максвелл, черт ленивый, больше не увиливай. Чтоб был тут с ракеткой ровно в четыре тридцать.

– Apres vous, madame[22], – сказал галантно мистер Макгрегор в дверях.