— Любовь Трофимовна.
5
— Любовь Трофимовна, кто, по-вашему, шил костюм Кешалаве?
— Откуда ж я знаю, товарищ полковник. Я не Мессинг. Лучший закройщик делал — это точно. А таких раз-два, и обчелся.
— Давайте загибать пальцы.
— Что? — Женщина удивилась.
— Раз-два, и обчелся. Вот и начнем счет.
— Замирка.
— Что? — Теперь удивился Костенко. — Какая Замирка?
— Это фамилия закройщика в Москве. Замирка. Великолепно работает. Милютин и Гринберг в Ленинграде, Калнин в Риге и Тоом в Таллине. Да, еще Куров хорошо шьет во Львове и Нимберт в Одессе.
— Вы говорили Чоткерашвили, что теперь так шьют только три мастера.
— Не помню я, что ему говорила.
— Ну, хорошо. А кто лучше всего шьет?
— Замирка, Гринберг и Милютин, — сразу же ответила женщина, и Костенко не мог скрыть улыбки.
«Все-таки женская логика совершенно разнится с нашей, — подумал он, — и с этим ничего не поделаешь. Сплошные импульсы и чувствования».
— Ну а Кешалаве кто из этих трех мог шить?
— Трудно сказать. Плечи вшиты по-американски, внутрь, а так теперь умеет только Замирка делать. Но Замирка больше любит букле, это фигуру утяжеляет, для худых это хорошо, торс кажется могучим. А цвет Замирка обычно предлагает нейтральный — серый, пепельный, коричневый. А у Кешалавы у этого синий костюм, гладкий, миллионерский.
— Почему миллионерский?
— Скромный. Очень скромный, но зато все линии отработаны, и шлицы — разрезы мы называем — замечательно сделаны, и пуговицы плоские, из ореха, а не пластмассовые. И главное — цвет. Синий цвет сейчас самый миллионерский. Наш автор рассказывал, как он в Нью-Йорке пошел на Уолл-стрит смотреть миллионеров. Ну вышли там из банка два мужика — все в переливных костюмах, ботинки на каучуке, подошва в ладонь, рубашки розовые, сели в красный автомобиль, и наш автор решил, что это и есть миллионеры, а ему спутник его, американец, показал на старикашку в синеньком костюме, который ждал такси. «Это, — говорит, — настоящая акула бизнеса, а те пижоны — мелкие клерки».
Костенко посмеялся вместе с женщиной, — видимо, она очень любила эту историю о скромном миллионере и часто ее рассказывала, — а потом спросил: