Я не испытывал угрызений совести по поводу их смерти. Это было лучше, что они умерли от моей руки. Это было семейное дело, и если бы их убил кто-то чужой, для меня делом чести стало бы отомстить за них. Никто не должен вмешиваться в дела семьи Хау – никто кроме нас самих. Ни на этой планете, и нигде в Кластере Виселиц. Этот урок я усвоил от отца.
Я встретился с отцом, едва успев смыть с рук кровь Хингалла.
Отец, посмотрев на меня, понимающе произнес:
- Значит, остался только ты?
Я кивнул.
- Садись. Я должен многому научить тебя, а времени мало.
Больше мы не говорили о моих братьях.
Одной из первых задач, которую отец поручил мне, было направить отделение силовиков в Торсарбор – но и они не пережили моего отца. Через пару недель один из полицейских сошел с ума и перебил своих товарищей. Экклезиархия направила в Торсарбор исповедника, чтобы изгнать зло из этого места, прежде чем туда были посланы подкрепления силовиков, но еще два отделения ожидала схожая участь: одно отделение было уничтожено в результате мятежа сервов, а в другом все люди умерли от странной болезни.
Примерно в тоже время умер мой отец. И одним из первых моих самостоятельных действий в качестве нового начальника полиции было решить проблему Торсарбора – раз и навсегда. Честно говоря, я думал, что, уничтожив череп Астерина Люция, я избавил это место от зла, но я ошибался. Зло скрывалось куда глубже. Казалось, оно впиталось в саму землю Торсарбора. Поэтому я принял решение, выглядевшее единственно разумным в этой ситуации – приказал полностью закрыть доступ к этому месту. Границей запретной зоны я назначил древнюю стену, и объявил, что заходить за нее отныне является преступлением.
- Терра Экскоммуникадо, - объявил я, лично закрыв ворота и наложив на них свою печать.
Сегодня Торсарбор остается покинутым. Кардиналы Эверсити посылают к его воротам монахов-отшельников молиться в специальных кельях, пристроенных к стене, чтобы их молитвы помогли сдержать зло, таящееся в этой земле, если оно будет разрастаться. Отшельники здесь долго не выдерживают, но всегда находится достаточно религиозных молодых людей, готовых принять на себя это послушание.
Я никогда не был трусливым человеком – и тем более не являюсь им сейчас – но до сих пор я не хочу видеть это место снова, ибо не могу забыть его зловещую тишину и таящееся в ней присутствие чьей-то злой воли. Я боюсь ужаса, проникающего в трещины в реальности этого мира, словно едва слышимая где-то мелодия безумия.
Я подготовил папку с документами, которая может объяснить моим вероятным наследникам, почему я принял такое решение. В решении моих древних предшественников была мудрость, хотя часто бывает так, что со временем древняя мудрость забывается. Новые поколения начинают все заново и часто совершают те же ошибки.
Ожоги учат детей не играть с огнем лучше, чем любые запреты, и некоторые уроки никогда не забываются.
Но было бы лучше, чтобы скрытое там осталось бы скрытым.
Что касается Агафы, то я передал ее Экклезиархии; я лично отвез ее к собору. Тогда праздновали день Святой Арабеллы, и под звон колоколов мы въехали в ворота собора.
Из прецептории Сестер Эбеновой Чаши раздавалось пение псалмов. Над дворцом кардинала кружили птицы-херувимы, восхваляя добродетели Арабеллы.
Мы остановились перед дворцом кардинала. Это было сурового вида здание с готическими окнами, поднимавшееся в высоту на много ярусов. В этом месте царила мрачная и серьезная атмосфера. Это было не просто место поклонения, но и место власти, ибо отсюда Кардинал-Архиепископ осуществлял свою власть над всем Кластером Виселиц.
На мгновение наступила пауза, и я просто стоял, рассматривая здание. Наконец открылись тяжелые двери, и из здания вышли три человека в черных одеяниях, на их бритые головы были надеты капюшоны, руки спрятаны в широких рукавах.
Они остановились в десяти футах от меня и поклонились.
ebooksa