Золотая дева,

Кречетов только подивился оперативности местных слухов, но про багор решил за столом не распространяться.

— Первым делом у Емельянихи проверьте и у Егоровых, — посоветовала Наталья, проворно разливая по тарелкам дымящийся борщ.

— Ты вот что, Наталья, — прервал её Никита Степанович, — сходи-ка лучше за графинчиком.

Хозяйка вопросительно посмотрела на Кречетова. Поймав умоляющий взгляд Оськина, следователь кивнул.

— По одной стопочке, — веско сказал он, — не больше.

Наталья метнулась на кухню, откуда немедленно послышался стук дверцы холодильника и стеклянный звон. Оськин нетерпеливо заёрзал. Хозяйка вернулась с графинчиком в одной руке и звякающими рюмками в другой.

— На апельсиновых корках настаиваю, — охотно пояснил Никита Степанович, принимая графинчик. — В них, говорят, самый витамин.

Участковый налил себе и Оськину до краёв, Кречетову по ободок, а супруге — на донышко. Не чокаясь, помянули убиенного. Никита Степанович опрокинул витамин залпом, Оськин в растяжку, блаженно зажмурив глаза. Кречетов сделал глоток и тотчас закашлялся, хватая воздух.

— Семьдесят градусов, — любовно похлопав графинчик своей лапищей, пояснил участковый. — От любой хвори убережёт и ясности мысли прибавит.

Насчёт ясности мысли Кречетов не был вполне согласен, но возражать не стал.

— Как думаете, Никита Степанович, — спросил он, закусывая пламень во рту хрустящим огурчиком. — За что могли убить гражданина Котова?

— Ишь, нашли гражданина, — вмешалась Наталья. — От него никому житья на селе не было. У одних картошку прямо с огорода скопает, у других мотоцикл угонит. Били его мужики, да что толку. На этот раз, видать, крепко кому-то насолил.

Хозяйка плюхнула по тарелкам сметаны и раздала хлеб. На какое-то время над столом повисло сосредоточенное молчание и звон ложек.

— Я думаю, — сказал наконец участковый, отстраняя пустую тарелку, — из наших никто на такое не годится. Морду набить, это пожалуйста. На самый крайний случай ножом бы пырнули. Но вот так, багром в спину. Нет, это не наши. — Он решительно покачал головой.

— Тогда кто?

— На дачной стороне с весны шабашники отираются, — вставила Наталья, убирая со стола пустые тарелки. — Бригада у них, человек шесть. Шебутные да пьющие. Их проверьте.

Николай Степанович грозно зыркнул на нарушительницу субординации, но промолчал, видя, как Кречетов достаёт из кармана блокнот и ручку.

— Опять же, фестиваль, — как ни в чём не бывало продолжала Наталья, ловко вытирая клеёнку. — Понаехала куча народу. Эти тоже у меня под большим подозрением. Кто знает, что у этих писателей на уме? Кроме того, сторожа да рабочие в имении. Тот ещё контингент. Алкаш на алкаше. Я тут списочек набросала, Антон Васильевич, может, сгодится?

Наталья зарделась и вынула из кармашка тетрадный листок, исписанный убористым почерком. Николай Степанович вздохнул и бессильно развёл руками.

— Спасибо, Наталья Андреевна, — пробормотал Кречетов, принимая бумагу. — Не знаю, что и сказать.