Одинокая лисица для мажора

22
18
20
22
24
26
28
30

— Нет. Уже нет.

— Поживем — увидим.

Глава 26. 1

— Спит? — тихий голос Корнилова выдернул меня из оцепенения, что и сном-то не назовешь. Лежала с закрытыми глазами, ощущая, как тянется время, и так же тягуче-неторопливо вращаются неспешным, но неостановимым водоворотом однообразно невеселые мысли. Почему? Почему все так должно быть? Почему у меня никак-никак не может все начать быть как у нормальных людей? Вон другие грешат, но живут вполне себе здорово, и все у них есть, включая перспективу расплатиться за грехи свои когда-то потом, даже не в этой жизни, что никого уже в современном мире и не пугает всерьез. Почему тогда я должна расплачиваться болью уже сейчас? Что за несправедливая херня такая, когда еще и хорошо-то не было и нажиться не случилось, а уже плати.

Хотя брехня. Хорошо как раз было. Недолго, но очень-очень хорошо. Но теперь это вроде как работает фактором усиления боли и усугубления херовости последующего бытия.

— Как будто. — прошептала корниловская баба. — Миш, я переживаю очень. Она кушать не стала, не выходила ни разу, хотя бы в ванную. Нам бы как-нибудь ее в больни…

— Ну вот простите, что я такая засранка немытая, — пробурчала я, открывая глаза и садясь на постели.

— Лизка… — выдохнул Корнилов, уставившись на меня, в то время как его пассия отступила и закрыла за собой дверь, оставляя нас одних. — Выглядишь…

— На себя-то посмотри, — огрызнулась, неотрывно глядя на него в ответ. Он был в камуфляже, пятнистая футболка разодрана на рукаве, на морде пара царапин, глаза ввалились, и вообще какой-то постаревший, что ли.

Тягучая боль стала острее, за горло будто кто придушивать стал, и по щекам позорно потекло.

— Ну всяко лучше тебя, — он гулко сглотнул, криво улыбнулся и протянул руки. — Лизка…

Меня сорвало с кровати непонятной силой, и, кинувшись к нему, я уткнулась мокрой физией в его грудь. Он пах потом, усталостью, хвоей, дымом и… домом. Тем самым, которого у меня никогда не было до него.

— Корнилов, я… ты прости меня… — пробубнила, глотая всхлипы. — Я не думала, что вот так… что вы все сорветесь…

— Дурная твоя рыжая башка, — поцеловал меня Михаил в макушку. — Ну а как нет-то?

— А на хрена бы? На кой я вам всем сдалась-то?

— Ох, Лизка-Лизка, что же ты за Фома такая у меня неверующая, что никак очевидного видеть в упор не хочешь. Ты же родная мне стала. И Камневым тоже. Своя. Семья, Лизка. А за семью глотку кому хочешь порвешь и пойдешь куда придется.

— Ну все, хорош тискаться, а то баба твоя приревнует, — вывернулась я из его лап.

— Ее зовут Лена, и она в курсе, что поводов для ревности у нее нет. И они с Федором теперь тоже наша семья.

— Чёт дохрена прям, Корнилов, — насупилась я. — Не было, не было никого ни у тебя, ни у меня, и тут на тебе! Поперло со всех сторон.

— Лиз, мне тоже пока это странно. — И главное, сам лыбится так, что на “странно” это ни черта не тянет. — Но все уже есть, факт свершился, и давай ты привыкать начнешь и Лену обижать не будешь.