Покинув дом Дмитрия, коллеги опять оказались в мирной тишине московского двора. Впрочем, тишина длилась не долго. Открыв заднюю дверь «Гелендвагена», коллеги напряжённо замерли, услышав автоматную очередь, прозвучавшую со стороны дороги. Всполошено взлетели голуби, клевавшие крошки у одного из подъездов, сидящие на лавочке бабульки начали испуганно озираться.
— Чует моё сердце, мы накануне грандиозного кипеша… — пробормотал Одинец, напряжённо осматриваясь по сторонам и сжимая рукоять пистолета, торчащую из разгрузки.
Выстрелы больше не звучали, но старушки дружно засобирались домой, а Виктор, забросив сумку в багажник «гелика», крикнул женщинам с колясками, чтобы те шли по домам с неспокойной улицы.
— Дядя, не надо нас учить! — грубо отозвалась одна из них. — сами знаем, что нам делать!
Бэтэр хотел что-то сказать неразумной грубиянке, но передумал, в сердцах плюнул себе под ноги и запрыгнул в бронированную утробу машины.
— Дуры бль… — выругался Виктор. — Защищай таких, сами в пекло лезут…
Погожин тем временем включил радио, настроившись на новостной канал. Сразу же тишина комфортного внедорожника наполнилась встревоженным голосом диктора:
— Сегодня на улицах столицы были замечены агрессивно настроенные граждане, нападающий на мирных жителей. В результате нападений имеются жертвы. Ситуация находится под контролем, просим соблюдать спокойствие…
Что диктор говорил дальше, ни Виктор, ни Дмитрий уже не слышали. Едва выехав на Зеленоградскую, они чуть не столкнулись с красным «ниссаном», вылетевшим со встречной полосы. Подпрыгнув на бордюре, седан остановился, водительская дверь распахнулась и на газон кубарем выкатился окровавленный мужик с зияющей раной на правой стороне шеи. Пытаясь зажать рукой рану, из которой обильно лилась кровь, он тщетно стремился подняться на ноги, силы быстро его покидали. Сделав пару рывков в сторону от машины, он распластался на земле и затих.
Вслед за мужиком из машины вылез подросток, лет шестнадцати. Израненный, измазанный свежей и запекшейся кровью, в изорванной одежде, он выполз на землю, дерганными движениями приближаясь к лежащему на земле мужчине. Иссине-бледная кожа, совсем не похожая на кожу живого человека, жадно раскрытый окровавленный рот, делали его похожим на упыря из фильмов ужасов. Добравшись до своей жертвы, он впился зубами в плоть лежащего, оторвав от нее изрядный кусок.
— Ща блевану… — сдавленным голосом сказал Бэтэр, наблюдавший ужасную сцену, развернувшуюся в пяти метрах от его окна.
Дмитрий, развернувшись, наблюдал за происходящим, внешне спокойно. Только перекатывающиеся под щеками желваки выдавали его состояние. Несколько минут коллеги, не в силах сказать ни слова, наблюдали за отвратительной сценой людоедства.
— Ну ннах… — наконец не выдержав, сказал Виктор, доставая из разгрузки пистолет. — Завалю гада!
Выбравшись из машины, он с трудом подавил рвотный позыв, наблюдая, как пацан отрывает зубами, с хрустом и мокрым хлюпаньем, очередной кусок мяса.
— Эй, ты, урод!!! — заорал Бэтэр. — А ну отвалил! Встать, сука!
Подросток на мгновение замер, поднял на Виктора свои немигающие, подернутые мутной пленкой глаза, и не выпуская изо рта окровавленный ошметок, пополз на четвереньках в сторону Одинца, неуклюже перебирая конечностями.
Первый выстрел вздыбил землю прямо перед лицом ползущего, но тот даже не дернулся, на ходу заглатывая, с отвратительным чавканьем, страшную добычу. Вторая пуля пробила ему предплечье, но он, как ни в чем не бывало, двигался дальше, не сводя с Виктора своих белесых глаз, наполненных запредельной злобой.
Выстрелив в подростка третий раз, Бэтэр отступил на несколько шагов назад, чтобы немного разорвать расстояние. Упырь, приняв пулю в плечо, лишь стал сильнее дергаться, припадая на раненную руку. Издавая какой-то сипящий звук, он неумолимо приближался, разевая окровавленную пасть.
— Сдохни, тварь! — Виктор, не выдержав, дважды выстрелил прямо в лицо упыря.
Подросток, не дернувшись и не закричав, упал на прелую траву газона, словно сломанная кукла. На мгновения, показавшихся Бэтэру вечностью, стоявшему над поверженным существом, вокруг воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь шумом моторов, проносившихся мимо машин.