– Ох, – она засмеялась, – уж я повидала Савелия Леонидовича всяким. И красивым молодым солдатом, и ступившим не на тот путь, и в запоях, и с чемоданом, когда уходил к другой, и стоящим на коленях, и беспомощным, и страдающим. Всё было. Много чего пережили.
– Я не знала…
– Девочка моя, скажи, Максим доставил кому-то телесную боль против их желания?
– Нет…
– Он унизил кого-то?
– Нет…– я опустила глаза, потому что понимала, к чему она клонит.
– Он обидел, обокрал, изменил, избивал или насиловал?
Я молчала…
– Он обманул меня.
– Мы все в той или иной степени обманываем свои вторые половинки, согласись.
Я снова молчала…
– Вероника, он потрясающий человек и делает людям только добро. Поверь мне, такими мужчинами разбрасываться нельзя, – она лукаво улыбнулась.
– Как можно смириться с этими извращениями?
– А как ты мирилась раньше?
– Я… он…– не нашла что ответить.
– Современный мир очень раскрепощён в этом плане, и вам, молодым, легче принять все эти «штучки». Это мне, в силу возраста, было в диковину узнать, что такое бывает, – засмеялась Надежда Николаевна. – Но, – она загадочно улыбнулась, – в этом что-то есть, и Максиму очень идёт именно такой образ.
Мы помолчали.
– Я очень хочу, чтобы он был счастлив. Чтобы он узнал радость быть мужем и отцом. Чтобы у него появились ценности в жизни. В этом доме не хватает женской руки, семейного очага, встреч друзей, детского плача и смеха, разбросанных игрушек и новогодней ёлки, – я снова заплакала. – И только ты сможешь всё это привнести в дом. Только ты!
Прости, если нагрузила тебя своими мыслями, просьбами, рассказами. Я просто хотела рассказать, какой он бывает ещё, – и она снова мило улыбнулась, протянув руку к моей щеке.
– Спасибо, что поговорили. Мне этого не хватало.