Они сели рядом. Чтобы как-то завязать разговор, Дарима сказала:
— Знаете, Банзар Бимбаевич, я хочу уехать в город, учиться… В сельскохозяйственный техникум…
Она и раньше думала об этом. Председатель много рассказывал ей о больших городах. А Дарима, кроме Улан-Удэ, не видела ничего, да и в нем-то была всего раза два. Неужели всю жизнь ей пасти овец, а дома от солнца до солнца слушать ругань сестры? Она заглянула в глаза председателя, ожидая его ответа.
— Я очень рад… Это никогда не поздно — учиться… Только ведь надо подготовиться, Дарима, вспомнить, что учила в семилетке, — он говорил, не спуская с нее внимательных глаз.
У Даримы толстые тугие косы до колен, на щеках круглые ямочки. Когда она улыбается, ее глазам могут позавидовать звезды. Каждый шаг ее как волна, каждое движение — песня… Наверное, купаясь в озере, она расстилает на воде свои черные волосы и сама любуется ими. Дарима, Дарима, нежная, милая царевна… Если бы только она знала, какие дерзкие мысли приходят в голову Банзару Бимбаевичу… Но сказать ей об этом он не решается. Поймет ли она? Ведь он председатель, она — чабанка. Она может просто постесняться, оттолкнуть его. Вот почему он должен быть осторожным и чутким к ней.
— Отпустим учиться, если у тебя есть такое желание. Колхозу нужны специалисты, знающие свое дело…
Разговор был недолгим, и не каким-то особенным, но после него Дарима стала часто думать об этом человеке. Перегоняя овец на новое пастбище, она все поглядывала в сторону дороги: не покажется ли знакомый всадник?
Как-то раз Дарима, разговаривая с председателем, спросила у него просто так:
— Вам бывает когда-нибудь скучно, Банзар Бимбаевич?
Председатель удивленно приподнял брови:
— Скучно? Нет, дорогая, это совсем не то слово. Я ведь теперь как кочевник — целыми днями в седле. Дома не сижу. Там действительно заскучаешь. И ставни у меня закрыты — некому их открывать… — Он улыбнулся, но веселости не было в его улыбке.
А Дарима смотрела на запыленный воротник его белой рубашки. Они стояли близко друг против друга.
— Давайте, я вам рубашку выстираю…
Банзар Бимбаевич расхохотался громко на всю степь. Дарима обиделась даже: ну, что тут особенного? Она бы выстирала ему рубаху, как стирает свое белье и сушит здесь, прямо на траве. Солнце отбеливает, да еще как!..
— Не надо. Я и сам это сделаю, — сказал председатель. Он взял руку девушки в свою, накрыл теплой ладонью и так посмотрел на ее обветренные губы, что она в смущении опустила глаза. — До свиданья…
Если Банзара Бимбаевича долго не было, ей становилось тревожно, казалось, что с ним что-то случилось. А когда он приезжал, Дарима уже не скрывала своей радости.
Весной в мелколесье Хулэрэгтинской пади, где от запаха черемухи кружилась голова, Банзар Бимбаевич поцеловал Дариму, как невесту.
Потом, когда прошла осенняя страда и наступили первые заморозки, когда во дворах колхозников Ганги тут и там заблеяли овцы, а над улусом поплыли веселые дымки из труб, Дарима, как хозяйка, открыла ставни дома председателя и заставила окна, долго не видевшие света, улыбнуться.
7
От дыма солнце как будто сжалось, куда-то спрятало свои рыжие лучи — можно смотреть на него не мигая. Лучей нет, а печет.
ebooksa