– Я… – Поставив кожаную сумку себе на колени, я представилась ей коротко: – Мэри.
Шуршащие вокруг газеты, скорее всего, содержали статью о моем отце, и я представила, что в ней говорилось обо мне: «Вчера вечером во время ареста в доме также находилась дочь мистера Блэка, Мэри Шелли. Похоже, девочке дали имя в честь автора некоего романа ужасов с необычным немецким названием: Франкенштейн».
– Это докторская сумка? – спросила миссис Питерс.
– Да. – Я крепче прижала к себе саквояж. – Это сумка моей мамы.
– Твоя мама была врачом?
– Самым лучшим в округе.
– Жаль, что она не с нами в этом поезде. – Миссис Питерс обвела взглядом пассажиров. – Не знаю, что будет, если кто-нибудь сляжет в пути. Спасать нас будет некому.
– Если мы заболеем, нас, скорее всего, просто выбросят из поезда на следующей станции.
Наморщив лоб, она возмутилась:
– Как можно говорить такие в высшей степени неприятные вещи!
Я повернулась, слегка отодвинувшись от нее.
– Если вы не против, я бы не хотела говорить о гриппе.
Миссис Питерс раздраженно сказала:
– Как ты можешь о нем не говорить? Мы ведь даже разговариваем сквозь марлевые повязки. Нас набили сюда, как беспомощных…
– Прошу вас, мэм, перестаньте говорить об этом. У меня и других проблем хватает.
Она немного отодвинулась от меня:
– Надеюсь, ты не распространяешь микробы.
– Надеюсь, вы тоже.
Я откинулась на деревянную спинку и попыталась расслабиться, не обращая внимания на происходящее и тошноту, преследующую меня с момента ареста отца. У меня в голове, подобно гротескным кадрам на экране кинотеатра, всплывали воспоминания о том, как чиновники били отца в живот, называя его предателем.
Раздалось шипение: пар окутал вагон. Пол у меня под ногами завибрировал. Руки и колени задрожали, а зубы застучали, как будто с лихорадочной поспешностью подавая сигнал бедствия: цок-цок-цок-ЦОК-ЦОК-ЦОК-цок-цок-цок.