Я покачнулась и схватила мальчика за руку, чтобы не упасть.
– Прошу вас, мисс. Все будет хорошо.
Он поддержал меня, и я трясущимися пальцами нацарапала что-то похожее на подпись. Взяв у него коричневый конверт, я разорвала его и прочла короткое сообщение от дяди Ларса из Портленда.
ОН ЗАДЕРЖАН БЕЗ ПРАВА
ОСВОБОЖДЕНИЯ ПОД ЗАЛОГ.
СУД НАЗНАЧЕН НА ДЕКАБРЬ.
ЕМУ ГРОЗИТ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ.
ПУСТЬ М. Ш. ПОБУДЕТ У ТЕБЯ.
Л.
Если суд присяжных решит судьбу моего отца таким образом, когда он освободится, ему будет шестьдесят пять лет. Мне будет тридцать шесть. И все потому, что папа ненавидит войну.
Телеграмма выпала из моих пальцев на дорожку. Я направилась к дому, оставив на листке бумаги грязный отпечаток своего ботинка, и хлопнула дверью с такой силой, что окна задребезжали. Оберон затрещал у себя в клетке. У мальчика из «Вестерн Юнион», наверное, сердце ушло в пятки. Прыгнув на велосипед, он умчался с такой скоростью, какую только могли развить его костлявые ноги.
Я взбежала по лестнице к себе в комнату и сорвала маску. Фотографии Стивена все еще висели на золотистых обоях, напоминая о времени, когда он был жив, а мой отец не гнил заживо в тюрьме. Стремительными шагами я мерила комнату, схватившись за волосы, и кожа на голове горела огнем.
– Заберите меня отсюда.
Вдалеке раздался гром. Я бросила взгляд в окно и затаила дыхание. Десять секунд спустя на западе появилась грозовая туча, которую пронзила молния; за ней снова последовал раскат грома.
Подняв оконную створку, я почувствовала, как волоски у меня на руках встали дыбом. Молния зарядила воздух. Я хотела, чтобы ее разряд вывел меня из этого кошмара и вернул к прежней жизни.
Я нашла в комнате материал для воздушного змея – упаковочную бумагу от посылки Стивена для корпуса, проволочную вешалку для рамки и моток лент для волос вместо шнура. Цепочке из часового механизма предстояло стать проводником. Я вынула летные очки из кожаной докторской сумки, надела их и бросилась вниз по лестнице, сжимая в руках свое творение.
Раскаты грома теперь отделяли от молний лишь две секунды. Ветер взъерошил мои волосы, а свежие струи дождя забрызгали стекла очков и насквозь промочили ленты. Теперь от них не было толку. Глупо было ожидать, что ткань не промокнет и не станет слишком тяжелой. Упаковочной бумаге ни за что не взлететь. Мое имя, написанное на ней почерком Стивена, расплылось, превратившись в черные пятна, которые исчезли навсегда.
Молния пронзила небо зигзагом, более ярким, чем вспышка Джулиуса. Через мгновение от грома завибрировали даже подошвы моих ботинок. Буря разразилась прямо у меня над головой. Я всем своим существом жаждала, чтобы разряд электричества уничтожил этот отравленный мир. Я хотела к нему прикоснуться. Мне было