Во власти черных птиц

22
18
20
22
24
26
28
30

– Теперь они вон там.

Я ощутила его слова, как удар в живот. Опустила глаза и сделала вид, что не услышала ответа.

Укрепленные подошвы моих скаутских ботинок гулко стучали по тротуару.

Смерть щелкала зубами, наступая мне на пятки. «Я тебя догоняю. Ты уже чувствуешь мое приближение?»

Пройдя еще пять кварталов, я вынула из черной сумки визитку мистера Дарнинга, потому что его дом был где-то рядом. Я скользила взглядом по витринам магазинов в поисках фотостудии. Шляпный магазин, театр «Мечта», бакалейная лавка, отели. Наконец я ее увидела, студию Дарнинга, – скромную витрину на северо-восточном углу Пятой улицы.

В двух оконных витринах были выставлены работы мистера Дарнинга: коллекция из двадцати фотографий, по десять в каждом окне. Ни одна из них не была омрачена ду́хами, защитными масками или хотя бы войной. Я увидела младенцев в длинных белых крестильных сорочках и пухлощеких детишек в матросских костюмчиках. Невесты в воздушных вуалях позировали рядом с гладко выбритыми мужчинами в костюмах-тройках. Футболисты школьной команды, одетые в черные джемперы и штаны по колено, сурово смотрели в камеру, сложив на груди руки. Хорошенькая молодая женщина с темными кудрями, собранными на макушке, смотрела на меня бездонными черными глазами. На белой табличке под этой рамкой кто-то написал: «Прекрасная певица Сан-Диего Вивьен Бодро».

Эти фотографии были так прекрасны, что я невольно заулыбалась под маской.

МИСТЕР АЛОИЗИУС П. ДАРНИНГ

ФОТОГРАФ И ПРИЗНАННЫЙ НИСПРОВЕРГАТЕЛЬ ШАРЛАТАНОВ-СПИРИТУАЛИСТОВ

Звон медного колокольчика известил о моем прибытии. Я вошла в небольшую приемную с тремя дубовыми стульями.

– У меня клиент, – сообщил из-за ширмы мистер Дарнинг. – Подождите, пожалуйста, одну минуту.

– Билли, сиди смирно, – произнес женский голос. – Папа хочет увидеть, как вырос его мальчик.

Стены вестибюля тоже были увешаны фотографиями – аккуратными рядами снимков на золотисто-винных полосатых обоях. В ожидании мистера Дарнинга я принялась разглядывать содержимое рамочек и читать благодарственные письма фотографу за то, что он ловит мошенников. Я смотрела на газетные фото хорошо одетых джентльменов в наручниках, которых держали за локоть неулыбчивые полицейские. Письмо, собственноручно написанное мэром Лос-Анджелеса, осыпало мистера Дарнинга комплиментами: «Целостность, которую вы демонстрируете в это тревожное время, сэр, заслуживает всяческих похвал», «Очень сложно отстаивать то, что вы считаете правильным, в то время как столько людей стремится доказать вашу неправоту. Я от всего сердца благодарю вас за спасение бесчисленного множества семей и жителей Лос-Анджелеса, которым вы не позволили стать жертвами надувательства в эпоху безумия, именуемого спиритуализмом».

От слов мэра у меня по спине пополз холодок. Они перекликались с тем, что написал мне отец: «Иногда наша сила духа вынуждает нас предпочесть правду и целостность комфорту и безопасности».

За ширмой вспыхнул свет. Заплакал ребенок.

Я заглянула за перегородку.

В клубах густого дыма на плетеном стуле, расположенном на фоне холста с изображением цветущего весеннего сада, сидели женщина и ребенок. Мать и сын были в масках, и ребенок задыхался от слез и дыма вспышки, пытаясь сорвать с лица марлю.

– Я думаю, все получилось, миссис Ирвин, – произнес мистер Дарнинг, разгоняя густое белое облако листом плотной бумаги. – Билли, уже все. Ты так хорошо себя вел. Я дам тебе леденец.

Я расположилась на одном из стульев в вестибюле, задвинув черную сумку себе под юбку, чтобы никто не поинтересовался, почему во время пандемии гриппа я разгуливаю по городу с докторской сумкой. Мне впервые это показалось странным, а я не хотела, чтобы мистер Дарнинг считал меня странной.

Первым из студии вразвалку вышел маленький мальчик. Он вытирал красные заплаканные глаза и засовывал под маску длинный фиолетовый леденец. От него пахло липким раздавленным виноградом. Медноволосый фотограф в черном сюртуке, галстуке и, разумеется, маске вышел, придерживая под локоть маму малыша. Синее хлопчатобумажное платье висело на ее худом теле, как пустой мешок из-под муки.