— Доброе утро, Ольга Александровна, — говорит Светлана.
— Ты там не задерживайся нигде, мне нужно уйти вовремя, — сухо говорит сиделка и скрывается в маминой комнате, даже не дождавшись ответа девочки.
Света выходит на улицу немного раздражённая. Иванова грубая, всегда недовольная, девочке иногда хочется сказать ей что-нибудь в таком же тоне, но этого делать нельзя. Папа просил не ссориться с ней. Она может уйти в любую минуту, а другую сиделку с опытом за двести двадцать рублей в час в Петербурге сейчас просто не найти. Он и так едва уговорил её поработать за эту цену до ноября. До ноября. То есть полтора месяца, а там придётся либо платить ей больше, либо искать новую.
Светлана догнала мальчишек, они уже свернули в арку, братья сами знали, куда идти. Семьдесят пятый детсад был совсем недалеко, лишь пройти по диагонали большую детскую площадку, и за ней был такой же дом, как тот, в котором жила Света. Можно было бы отпускать братьев и самих ходить в садик, но папа просил провожать их. Света была не против. Ей было не в тягость.
— Света-а…, — начал Колька, и она уже знала, о чём пойдёт речь. Она иногда их забирала раньше, но это лишь тогда, когда дома был ужин.
— Нет, — сразу ответила девочка. — До ужина я вас забирать не буду.
Братья, как и все дети, не любили свой садик, они ещё немного поканючили, но, видя, что у старшей сестры сейчас не то настроение, смирились. Дальше шли, уже общаясь между собой. В садике многих мам Света уже знала, здоровалась с ними. У Макса на рубашке манжеты совсем обтрепались, да и рубашка сама ему мала. У Коли дела с одеждой обстояли не лучше. Кажется, одна из мамаш обратила на рукава Максима внимание, когда тот обрывал с них нитки, Света перехватила её взгляд, и та отвела глаза. Девочка и сама всё знала. Дома вокруг Парка Победы всё сталинские, престижные, бедных тут нет, Колька и Макс в группе одеты хуже всех. Это сразу бросалось в глаза. Мальчишки меж тем переоделись и убежали в группу, с ней не попрощавшись. Света убрала их одежду в шкафчики, аккуратно всё сложив, спрятала туда же их уличную обувь и ушла. У неё ещё были дела. Прежде чем вернуться домой, ей нужно было забежать в магазин, купить еды на завтрак себе и папе, он должен был скоро прийти со смены.
Иванова её уже ждала. Уже собралась. Стояла всё с той же недовольной миной на лице и рассказывала:
— Судороги были, рвотных спазмов нет, давление под утро ушло за сто шестьдесят, я сбила. Переворачивала её два часа назад, ещё часа полтора так может полежать, приёмники я опорожнила, помыла. Полость рта обработала, нос тоже. Промежности и подмышки обработала, но завтра её нужно будет мыть полностью.
— Мы с папой сегодня помоем, — отвечает Света. — У него сегодня свободный день.
Иванова подходит к прикроватной тумбочке, на которой лежат все мамины лекарства, стучит пальцем по большой упаковке с ампулами:
— Три ампулы осталось.
Светлана кивает, лекарство дорогое, двенадцать ампул — две тысячи шестьсот рублей. А упаковки не хватает и на месяц. Вообще-то все лекарства для мамы они получают бесплатно, по федеральной программе, но лекарства расходуются быстрее, чем положено, их приходится докупать за свои. На это уходит много денег. Почти столько же, сколько и на сиделок. Они с папой уже не раз садились считать деньги, ища способ сэкономить хоть чуть-чуть, но им уже не на чем экономить. Двух пенсий, маминой и папиной, и того, что папа зарабатывает, работая на двух работах, не хватает. Когда маму перевозили из больницы, пришлось взять кредит, чтобы купить для мамы медицинскую кровать. Кровать купили через объявление, хорошую и недорогую, а вот матрас от пролежней пришлось покупать новый, дорогой, швейцарский, а ко всему этому ещё пришлось купить аппаратуру контроля за состоянием больного. Целая стойка приборов, которые всё время урчали и тратили море электричества. Покупали их тоже с рук, все они уже были в употреблении, аппаратура была китайская. Папа сразу понял, что она не очень хорошая. Называл её китайским барахлом. Эти приборчики папиным словам соответствовали. Барахлили. К ним часто приходилось вызывать мастера. Но сейчас всё работало, пульс, дыхание, давление, температура мамы была в норме, ну, если температуру в тридцать шесть и один, а пульс в пятьдесят восемь можно считать нормой. Ольга Александровна на приборы сегодня не жаловалась. Она и девочка стояли возле кровати.
Ивановой Светлана годится во внучки, эта крепкая и недобрая женщина считала, что папа пользуется своим тяжёлым положением, её добротой, чтобы недоплачивать ей. Она обещала уйти и дала папе время найти другую сиделку.
Её губы либо вытянуты в нитку, либо уголки их опущены вниз. Всякий раз, как только это возможно, она демонстрирует Светлане своё неудовольствие. И всё время считает дни, когда истечёт их с папой договор. Сейчас же она, больше не сказав девочке ни слова, не попрощавшись, поворачивается и выходит из комнаты. В прихожей хлопает дверь. Ушла. Светлана подходит к кровати матери.
Мама всё ещё красива, только кожа чуть жёлтая. Но Света к этому привыкла, привыкла и к тому, что мама похудела, к тому, что кожа у неё всегда прохладная. Первые разы, когда с головы мамы сняли повязки, Света была в ужасе от того, что видела. Девочка не могла смотреть на левую часть головы матери, ту часть за виском и над ухом, что была смята и где кожа была вся стянута грубыми толстыми нитками и вымазана какой-то мазью. Но теперь там снова отросли волосы, росли они клоками, были редкими, но если не приглядываться, то вмятина на голове уже не бросалась в глаза. Светлана заметила, как у мамы под веками движутся зрачки. Нет, Свете это не показалось. Она была уверена, что видит это. А ещё она здоровалась с мамой. Брала её правую руку, сжимала её и говорила:
— Мама, это я.
Мама всегда узнавала свою дочь, и едва-едва заметно отвечала рукопожатием. Вот как и сейчас. Ни папа, ни кто другой маминого рукопожатия не чувствовали и смотрели на Светлану, как на выдумщицу, но Света точно знала, что мама ей отвечала, просто мама отвечала только ей.
О! Снова зрачки под веками дёрнулись. Врач говорил, что это хороший признак. Светлана очень злилась на братьев. Тумаками и подзатыльниками загоняла их в мамину комнату, чтобы они хоть иногда навещали её. Она не могла понять, почему мальчишки почти никогда сами не заходят туда, не говорят с мамой, не прикасаются к ней. Папа объяснял ей, что они почти её не помнят, уже второй год пошёл, как это произошло. Им тогда было чуть больше четырёх лет. Но это объяснение девочку не удовлетворяло, она гнала мальчишек к маме, пусть хотя бы поздороваются с ней. И не дай им Бог не послушаться её. Света, конечно, их любила, но могла быть и строгой. Братья это знали.
Глава 5
ebooksa