Дебаты о посылке в Россию Болгарской Духовной Миссии продолжались на заседании Синода 25 ноября, когда было решено включить в состав подготавливаемой санитарной миссии Болгарского Красного Креста архимандрита Евгения и двух русских священнослужителей: протопресвитера Георгия Шавельского и протоиерея Николая Владимирского. При этом не отменялось и прошлое решение о подготовке отдельной Болгарской Церковной Миссии[110].
Затем наместник-председатель Священного Синода митрополит Неофит несколько дней консультировался с представителями государственной власти, однако итоги этих консультаций были неутешительными. Министр иностранных и религиозных дел Иван Попов охладил энтузиазм владыки категоричным требованием, чтобы Болгарская Церковь не предпринимала абсолютно ничего, ни явно, ни тайно, так как немцы «ревниво относятся ко всяким попыткам помочь русским» и могут истолковать акцию помощи во вред болгарской политике, – как демонстрацию славянской солидарности и единства, и потребовать от Болгарии отправки в Россию не духовенства, а боевых дивизий. Попов указал, что, когда был в Берлине, по своей инициативе уже ставил этот вопрос перед немецкими политическими деятелями, и они отнеслись к проведению данной акции негативно. Подобный ответ митрополит Неофит получил и от председателя Народного собрания.
Сделанные внушения не заставили архиереев отказаться от их христолюбивой идеи. 5 декабря на заседании Священного Синода они снова обсуждали детали планируемой акции помощи и текст докладной записки правительству о причинах и целях данной акции. При этом митрополит Стефан отметил: «Некоторые не желают возрождения Русской Православной Церкви в ее былом величии, а для нас единая централизованная Русская Церковь имеет огромное значение». Владыка сообщил, что, по словам недавно вернувшегося в Болгарию русского полковника-эмигранта, который раздавал в России кресты и иконки от имени Болгарской Церкви, – «энтузиазм был неописуем», и верующие говорили: «Слава Богу, православные нас не забыли, они молятся за нас!» В итоге было решено отправить окружное послание епархиальным органам о сборе денежных средств и утвари для Русской Церкви[111].
В конце заседания митрополиту Неофиту позвонил по телефону И. Попов; результатом их разговора был небывалый прежде скандал. Узнав о новом решении Священного Синода и подготовке докладной записки правительству, сильно разгневанный министр в повышенном тоне заявил: «…я думал, что есть умные архиереи, которые без больших рассуждений разберутся, в какое неудобное положение я попаду, если разрешу нечто подобное. Повторяю, что решения и письма по этому вопросу не будут регистрироваться. Никаких сборов помощи, в том числе и тайных. Если Вы принесете мне письмо, то не будете приняты. А чтобы не ждать, пока Вы разберетесь со своими мыслями, акции Синода будут пресечены властями силой». После этих слов министр положил трубку[112].
Такое бесцеремонное отношение сильно огорчило архиереев, но даже после категоричных заявлений министра они решили продолжать исполнять свой духовный долг. Для апелляции в стране оставалась последняя инстанция, и 7 декабря митрополит Неофит посетил царя, чтобы лично узнать его мнение о помощи Русской Церкви. Однако оно существенно не отличалось от мнения И. Попова, хотя и было высказано в гораздо более благожелательном и спокойном тоне. Борис III был убежден, что если русские провели 20 лет без духовной свободы, то смогут найти в себе силы подождать еще немного до конца войны; когда же на оккупированной территории появится гражданская администрация, то дойдет дело и до церковного устройства, и немцы из-за близости языка якобы сами позовут Болгарскую Православную Церковь на помощь. Царь также заявил, что в настоящее время нельзя давать немцам никакого повода сомневаться в болгарской лояльности, и учтиво, но твердо рекомендовал архиереям прекратить задуманную акцию помощи и даже нигде не упоминать о ней[113].
Однако и после этого члены Священного Синода на своем заседании 9 декабря почти единогласно решили продолжать сбор помощи Русской Церкви, хотя от посылки в Россию Болгарской Духовной Миссии теперь пришлось отказаться. В итоге обсуждения ситуации возобладало мнение, что «одна бесшумная подготовка не повредит государственной политике в этот момент». Таким образом, архиереи восприняли совет царя только наполовину, они перестали публично говорить о помощи Русской Церкви, но разрешили без афиширования собирать деньги, богослужебные книги и утварь в епархиях и приходах. В дальнейшем Синод, полностью взяв на себя ответственность, почти конспиративно при всяком удобном случае помогал страдающей Русской Церкви – Сестре[114].
24 декабря 1941 г. митрополит Неофит от имени Священного Синода издал фактически секретное окружное послание, в котором извещал: «Как известно, значительная часть великой России освобождена от большевистской власти. Жестоко преследуемая и гонимая этой властью Русская Православная Церковь снова получила свободу и начала восстанавливаться и организовываться. Поэтому первое время она нуждается в моральном сочувствии и материальной поддержке со стороны сестер – Православных Церквей, первая из которых – наша Болгарская Церковь». В этой связи Синод решил оказать Русской Церкви помощь «по возможности в большем объеме». Всем епархиальным органам предписывалось собрать излишние или изготовить новые антиминсы, Евангелия, потиры, богослужебные книги, церковные облачения и т. п.; приходы и монастыри должны были выделить из бюджета 1942 г. 1 % своих доходов в пользу Русской Церкви, кроме того, часть средств планировалось привлечь из епархиальных фондов на церковные нужды. Так вопреки категорическим возражениям правительства и царя Болгарская Церковь начала свою акцию помощи возрождению Русской Церкви[115].
Следует отметить, что информация об этой акции быстро стала известна ведомствам III рейха, и вызвала у них большое недовольство. 13 ноября, 1 и 20 декабря 1941 г. германский посол в Софии писал своему руководству о предложениях Синода направить на занятую территорию СССР богослужебные книги и церковную утварь.[116] В начале декабря корреспондент одной из немецких газет писал из Софии: «Священный Синод Болгарской Православной Церкви сообщил, что он всеми силами поддержит восстановление Русской Церкви на занятой немцами территории, в качестве первой помощи в Болгарии производится сбор церковной утвари»[117].
24 января 1942 г. Священный Синод поручил митрополиту Врачанскому Паисию (Анкову), которому предстояла упоминавшаяся церковно-дипломатическая поездка в Берлин, обсудить с представителями германских властей намерение Болгарского экзархата оказать помощь Русской Церкви. Перед поездкой владыка Паисий встретился с И. Поповым, и тот вынужденно согласился с подобными переговорами. Кроме того, митрополит добился встречи с царем для того, чтобы специально выслушать его советы относительно помощи Русской Церкви. Борис III отнесся сочувственно к самой идее, он, как и прежде, видел серьезные политические препятствия для ее практического осуществления, но согласился с решением Синода поставить этот вопрос перед германским правительством[118].
16 февраля митрополит Паисий прибыл в Берлин и вскоре начал переговоры с международной службой Германской Евангелической Церкви. Согласно докладу последней от 13 марта в МИД «в беседах с митрополитом отчетливо выявился большой интерес Болгарской Православной Церкви к восстановлению Православной Церкви России. Сама Болгарская Церковь готова к разнообразной помощи». На это владыке было указано, «что для германского правительства в настоящее время в России на первом плане стоят важные военные задачи». После этого состоялись переговоры и с другими немецкими ведомствами[119].
Поездка митрополита Паисия имела очень ограниченный успех. Германские власти остались непреклонны в решении не допустить на оккупированную территорию СССР священнослужителей Русской Православной Церкви из-за границы как носителей националистических и монархических идей, оправдываясь тем, что некоторые русские эмигранты заражены большевизмом, а другие разделены, и они могут привнести этот раскол в русский народ. Не было поддержано и предложение митрополита, – отправить в Россию болгарских священников, но для вида немцы не возражали против возможной помощи Болгарской Церкви по официальным каналам через Берлин. Владыка Паисий также пытался получить сведения о положении советских военнопленных, однако ему заявили, что Германия не имеет обязательств перед ними, так как СССР не подписал никакой международной конвенции о содержании военнопленных. Правда, митрополиту удалось убедить немецких чиновников раздать советским пленным религиозную литературу[120].
Митрополит Паисий также несколько раз встречался с православным архиепископом Берлинским и Германским в юрисдикции Русской Православной Церкви за границей Серафимом (Ляде), который сказал, что пытается распространять религиозную литературу среди военнопленных и вообще как-то помогать им. Архиепископ отметил, что в России существует большая нужда в антиминсах, святом миро, богослужебных книгах и попросил помочь ими[121].
Вернувшись в Софию, владыка Паисий 19 и 20 марта сделал подробный отчет Синоду о результатах своей поездки, заявив: «Я пришел к выводу, что немцы пытаются создать отдельные Православные Церкви для народов России: отдельные независимые Православные Церкви для украинцев, белорусов, карпатороссов и др.». Это выступление совпало с новостью, которую сообщил перед заседанием 20 марта митрополиту Неофиту начальник департамента вероисповеданий Георгий Цветинов, – германское посольство дало официальное согласие через него отправлять помощь Болгарского экзархата Русской Церкви[122].
Как уже отмечалось, Болгарская Церковь была готова пойти и значительно дальше, чем только отправка церковной утвари. В заметке германского МИД в январе 1942 г. говорилось, что Священный Синод назначил для отправки в Россию особых церковных миссионеров и, если будет установлена необходимость, готов отправить и епископов[123]. К этому времени Синод действительно собрал для церковной работы на оккупированной территории СССР 1800 тыс. левов и намеривался в случае получения разрешения правительства послать туда для миссионерской деятельности 10 служивших на территории Болгарии русских и несколько болгарских священников. Однако германские ведомства всячески препятствовали подобной деятельности (а под их давлением и болгарские власти) и не допустили священнослужителей из Болгарии в оккупированные области СССР[124].
И все же материальная помощь достигала Украины и России, прежде всего при посредничестве Русской Православной Церкви за границей. Еще в декабре 1941 г. ее Первоиерарх митрополит Анастасий (Грибановский), узнав из газетных сообщений о сборах для Русской Церкви в Болгарии, написал возглавлявшему русские общины в этой стране архиепископу Богучарскому Серафиму (Соболеву): «Я полагал бы необходимым выразить благодарность от лица Архиерейского Синода тем, кто предпринял это благое дело, и прошу Ваше Высокопреосвященство уведомить меня, кому должна быть обращена такая благодарность»[125].
В апреле 1942 г. Священный Синод выслал архиепископу Серафиму (Ляде) 100 антиминсов, 3 килограмма святого миро, иконы, богослужебную литературу и утварь для дальнейшей переправки в Россию. В письме Владыке Серафиму от 27 апреля 1942 г. митрополит Неофит, сообщая об этой помощи, отмечал: «Уже прошел год с тех пор, как по Божией воле значительная часть русской земли была занята победоносными немецкими войсками, в результате чего Церковь там снова получила возможность свободного устройства. Синод, как Вас заверил и митрополит Паисий при посещении Берлина, не переставал обдумывать возможности помочь в организации Русской Православной Церкви в занятых областях. Поэтому мы выделяем, сколько можем, для восстановления и организации Святой Церкви на Русской земле»[126]. Значительная помощь была предоставлена и автономной Украинской Православной Церкви, в частности Киевской епархии и Почаевской Лавре. Уже во время бесед митрополита Паисия с архиепископом Серафимом (Ляде) в Берлине в феврале-марте 1942 г. специально обсуждался вопрос о помощи Киевской епархии.
Значительная помощь деньгами и продуктами почти весь период войны оказывалась русских монахам Святой Горы Афон. В связи с бедственным продовольственным положением представители трех главных русских обителей Афона: Свято-Пантелеимоновского монастыря, Свято-Андреевского скита и Свято-Ильинского скита – иеромонах Николай и монах Василий уже в конце 1941 г. приехали за помощью в Софию, и в январе 1942 г. Синод Болгарской Церкви выделил им 35 тыс. левов из фонда «Общецерковные нужды»[127]. Болгарское правительство разрешило монахам закупить и вывезти из страны на Афон 40 тонн пшеницы. Правда, когда пшеница была доставлена в г. Кавала (Западная Фракия), Беломорский областной управитель Герджиков позволил из привезенных 36 тонн вывезти на Святую Гору только 20.
В этой связи настоятели Свято-Пантелеимоновского монастыря (архимандрит Иустин), Андреевского скита (архимандрит Митрофан) и Ильинского скита (архимандрит Иоанн) 22 февраля 1942 г. вновь обратились за помощью к председателю Болгарского Синода митрополиту Видинскому Неофиту: «Вывезенного нами количества пшеницы совершенно недостаточно, чтобы наша многочисленная братия смогла бы прожить, не голодая, до нового урожая. Поэтому горячо просим Ваше Высокопреосвященство и в Вашем лице Св. Синод походатайствовать о скорейшей отмене запрещения Беломорского Областного Управителя о вывозе из Кавалы 16 тонн пшеницы, временно оставленной там… Будем Вам бесконечно благодарны за содействие, которое Вы окажете нам в этом жизненно важном для нас вопросе». Помощь была оказана, – Священный Синод обратился с соответствующим письмом в Министерство иностранных и религиозных дел[128].
Особенно тяжелая ситуация сложилась для монахов, проживавших в келлиях и каливах. Летом 1942 г. они выбрали своих уполномоченных: архимандрита Евгения и иеромонаха Гавриила, которые 10 августа приехали в Софию в надежде получить там какую-то помощь, но первоначально добиться ее не смогли. Отчаявшись, 12 сентября уполномоченные Братства русских обителей на Афоне написали о сложившейся ситуации своей знакомой в Берлине Маргарите Оттоновне, прося передать их послание митрополиту Берлинскому и Германскому Серафиму (Ляде): «Мы просим наших славянских братьев продать хлеб, необходимый нам, чтобы не умереть с голода. Вплоть до сегодняшнего дня болгарское правительство обещает нам помощь, но в действительности не произошло ничего. И в Греции мы также нигде не можем купить хлеб». К письму был приложен список 234 особенно нуждавшихся монахов, проживавших вне трех крупнейших русских обителей – 179 в 35 келлиях (в том числе в келлии св. Арсения – 15, Преев. Троицы – 16, Воздвижения Креста Господня – 15) и 55 в каливах[129].
Благодаря содействию владыки Серафима некоторая помощь русским монахам была оказана, но лишь насельникам трех крупнейших обителей. 22 декабря 1942 г. Болгарский Синод выделил представлявшим тогда в Софии Андреевский и Ильинский скиты иеросхимонаху Феодориту и иеромонаху Николаю 15 тыс. левов[130]. 8 февраля 1943 г. архимандрит Евгений и иеромонах Гавриил написали Маргарите Оттоновне второе письмо для передачи владыке Серафиму. В нем говорилось, что три крупнейших монастыря хотя и не дождались хлеба, получили немного сахара и бобов, а вот малые обители не получили ничего: «Мы нуждаемся здесь в таком малом, и могли бы этим спасти живущих на Афоне старцев от голодной смерти».