Савельев улыбнулся:
— Вы меня отпускаете вследствие «аргументум ад гоминем»? Из-за свидетельства профессора…
— Я убедился в том, что вы не имеете ни малейшего отношения к своим попутчикам. Жаль, что я не поверил в это сразу.
Электричка на соседнем пути отошла, открыв взгляду закрытые до этого вагонами другие платформы, чередование путей и платформ, мелькание людей, вещей.
— Я не в обиде. — Они не быстро направились к метро. — Увидел много поучительного. Мне всегда казалось, что аферистов в наше время пора заносить в Красную книгу.
— Так вопрос не стоит.
— Что им будет?
— Не знаю. Во всяком случае, продолжать прежнюю деятельность им больше не позволят.
— Обидно за них. — Савельев туже подтянул полотенце на шее. — Ведь каждый в жизни должен найти работу по душе.
Несколько минут они шли молча. На стоянке служебных машин стояли шоферы. Они поздоровались с Денисовым, посторонились, давая дорогу.
— Что у вас с горлом? — Денисов показал на полотенце.
— В лесу был, — Савельев поправил повязку, — да вот подхватил ангину. Теперь, кажется, уже лучше.
Денисов улыбнулся:
— Набор домашних средств лечения известен.
— Даже слишком.
Они остановились у вестибюля метро.
— Приедете домой, согреетесь… — Денисов хотел неформально выразить извинение и приязнь, возникшую к этому спокойному немелочному человеку, давшему ему спокойно довести работу до конца. — Утром как рукой снимет.
— Пожалуй. Хотя… — Савельев как-то болезненно покривил рот, — не хочется. И, честно говоря, теперь уже не с кем… — Он погладил короткий серебристый ежик на голове.
Денисов внимательно взглянул на него.
— Евгения Винокурова любите? — Савельев помолчал. — У него есть стихотворение: разговор двух незнакомых мужчин, схожесть судеб. Неожиданное прозрение в одной строчке: «ушла?» И я сказал: «Ушла»…