Чтобы придать дополнительный вес своей просьбе, Синод называл себе Высшей церковной властью: «Узнав о том, что Константинопольская Патриаршая кафедра подвергается опасности быть удаленной из сего священного для всех христиан града, Русский Заграничный Архиерейский Синод, являющийся Высшею Церковною Властью как для трехмиллионной русской эмиграции, так и для епископий Православной Церкви в Америке, Японии, Китае и Финляндии, то есть целых 15 епархий с русскою и иноплеменной паствой, присоединяет свой протест к голосам других Автокефальных Церквей, заявивших о совершенной незаконности такого насилия над нашей Апостольской верой». Архиерейский Синод также заявлял, что «сие деяние» явилось бы «глубоким оскорблением и поражением всей Православной Церкви и, в частности, Церкви Российской, которая издревле привыкла обращаться к Вселенскому Патриарху за разъяснением религиозно-церковных вопросов, а славнейший ея Иерарх, Патриарх Московский и всея России Никон., согласно. канону IV Вселенского Собора, обращался в Константинополь с апелляцией на Собор русских Епископов». В заключение Синод призывал заступиться за «наш и всех православных христиан персональный авторитет» Патриарха Константинопольского[79].
10 января 1923 г. председатель военно-территориальной комиссии Лозаннской конференции лорд Керзон, заручившись поддержкой ряда православных государств, в ответ на требования турецкой делегации, заявил, что удаление Патриархии из Стамбула будет шоком для совести всего цивилизованного мира. Греческий премьер-министр Е. Венизелос предложил турецкой делегации учесть заявление Керзона, обещая в свою очередь, приложить усилия к удалению с Константинопольского престола Патриарха Мелетия, испортившего в глазах турок свою репутацию поддержкой греческой партии. В результате глава турецкой делегации паша Исмет Инону согласился сохранить Патриарший престол в Стамбуле, если Константинопольская Патриархия прекратит всякую политической деятельности и Патриарх Мелетий будет удален (последний под влиянием Венизелоса выразил согласие, но настаивал на отсрочке своего ухода до достижения мирных соглашений)[80].
Даже в этих тяжелых условиях Патриарх Мелетий IV продолжал свою реформаторскую и захватническую деятельность. Весной 1922 г. он обратился к главе автономной Финляндской Православной Церкви Московского Патриархата архиепископу Серафиму (Лукьянову) с предложением рукоположить вдового эстонского протоиерея модернистской направленности Германа Аава в викарные епископы и принять автокефалию от Константинополя. Архиепископ Серафим ответил отказом. Тем не менее о. Герман Аав под давлением финляндских властей 17 июня был избран викарием, а 8 июля 1922 г., несмотря на протест правящего архиерея, без предварительного монашеского пострига (и, как утверждал митрополит Антоний (Храповицкий), без облечения в рясофор, чего требовал Устав Русской Православной Церкви) хиротонисан в Константинополе Патриархом Мелетием во епископа Сортавальского[81]. 6 июня 1923 г. Финляндская Православная Церковь, в нарушение канонов, была принята в юрисдикцию Константинопольского Патриархата, при этом ей предоставили автономию, хотя Церковь уже пользовалась ею с 11 февраля 1921 г. в соответствии с решением Московской Патриархии.
Надеясь помешать действиям финляндских властей, архиепископ Серафим (Лукьянов) писал Константинопольскому Патриарху: «Если они увидят, что зависимость им неприятна и неудобна, то они не замедлят отойти и от этой Церкви и вместе с “братской” Эстонской Церковью образуют самочинную Автокефалию… Каноническая связь с Константинопольской Церковью им нужна только как средство отторжения от Русской Церкви и достижения полной свободы, когда они никем и ничем не будут стеснены, когда порвут всякое духовное единство со всеми другими Церквами и объявят свои каноны в духе “Живой Церкви”». В другом письме архиепископ убеждал Патриарха Мелетия, что соборы Финляндской Православной Церкви мнения всего православного населения страны не отражают, так как русский клир по закону 1918 г., не имея прав гражданства, не имеет и права голоса; автокефалия невозможна в Церкви с двумя епископскими кафедрами, а Герман Аав при встрече произвел на архиепископа тягостное впечатление, о канонах православной Церкви говорил как об отживших свой век, был женат два раза и имел 11 человек детей, из которых шестеро малолетних. Герман Аав нужен Правительству и Церковному управлению, убеждал Владыка Патриарха Мелетия, для устранения его, архиеп. Серафима, чтобы «беспрепятственно вести Финляндскую Церковь на слияние с лютеранством»[82]. Мнение правящего архиерея не было учтено ни в Финляндии, ни в Константинополе. Патриарх Мелетий признал «доводы архиепископа Серафима лишенными канонического основания и его протест против хиротонии законно избранного кандидата – незаконным»[83].
Вопреки распоряжению Вселенского Патриарха, высказанном в письме на имя архиепископа Серафима от 9 июля 1923 г., неукоснительно поминать за богослужением имя Патриарха Тихона после имени Константинопольского Патриарха, и данному финляндской делегацией обещанию соблюдать это правило, епископ Герман прекратил возглашение имени Московского Патриарха[84]. В том же году против независимости Финляндской Церкви от Московского Патриархата безрезультатно высказался Архиерейский Собор Зарубежной Русской Церкви[85].
В начале 1923 г. Патриарх Мелетий IV попытался убедить управляющего приходами Русской Православной Церкви в Западной Европе митрополита Евлогия (Георгиевского), подведомственный ему клир и паству перейти в юрисдикцию Константинопольского Патриархата в подчинение митрополита Фиатирского Германа, экзарха Западной и Центральной Европы. В ответном письме от 28 марта 1923 г. Владыка Евлогий отклонил это предложение.
2 марта 1923 г. Константинопольский Патриарх и Священный Синод издали Томос «О создании Православной Архиепископии в Чехословацкой Республике», предоставив Чешской Православной Церкви (которая находилась в подчинении Сербского Патриархата) автономию в рамках своей юрисдикции. Через два дня, 4 марта, Патриарх Мелетий IV хиротонисал чешского архимандрита Савватия (Врабеца) во епископа и удостоил его титула архиепископа Пражского и всея Чехословакии[86].
В письме Константинопольскому Патриарху от 25 марта митрополит Евлогий приветствовал создание Пражской архиепископии, но просил предоставить управляемым им в Чехословакии русским храмам статус подворий (метохов) Московского Патриархата. Однако в ответном письме Патриарх Мелетий от 27 апреля 1923 г. ответил отказом, по его мнению, русские эмигранты в Чехословакии должны были подчиниться архиепископу Савватию, кроме того, ставился вопрос о законности полномочий митрополита Евлогия: «Ваша епископская власть, поскольку она распространена за границей, не устоит, будучи исследована в соответствии во святыми канонами. Поскольку территория Европы, находящаяся за пределами автокефальных Церквей, границы которых были установлены при их создании, состоит в подчинении Константинопольского Патриаршего Престола в соответствии с 28-правилом IV Собора, поэтому была создана св. митрополия Фиатирская и Экзархат Западной и Средней Европы с центром в Лондоне, и ныне в ней поставлен канонический архиерей – преосвященный митрополит Фиатирский Герман. Поэтому необходимо вполне определенно признать, сколь важна каноническая необходимость и как велика польза во всех отношениях вообще и в частности, чтобы все отдельные национальные общины в Европе согласовали с этим свое собственное церковное руководство»[87].
7 июля 1923 г. Патриарх Мелетий вручил в Константинополе архиепископу Таллинскому и Эстонскому Александру (Паулусу) Томос о принятии Православной Церкви Эстонии в юрисдикцию Константинопольского Патриархата в качестве отдельного автономного церковного округа «Эстонская православная митрополия»; архиепископ Александр был возведен в сан митрополита Таллинского и всей Эстонии. Московская Патриархия не признала этот канонически неправомерный переход. Финляндскому сенатору Э. Сетеля, используя дипломатических связей в Швеции, удалось повлиять на турецкое правительство, чтобы отложить изгнание Патриарха Мелетия, назначенное на 3 июля 1923 г., ради «решения» вопроса об устройстве дел в Финляндской и Эстонской Церквах[88].
В письме от 24 августа 1923 г. Патриарху Тихону митрополит Антоний (Храповицкий) так охарактеризовал сложившуюся ситуацию: «В текущем же году необходимость существования Высшей Церковной Власти заграницей еще более стала ощутительна, так как некоторые автокефальные церкви стали простирать свои права на Русские Православные Церкви и имущества их, так Вселенский Патриарх на Польшу, Эстонию, Латвию и Финляндию и даже на Китайскую Духовную Миссию, Иерусалимский на нашу Миссию и имущество Палестинского Общества и т. д. Русский Архиерейский Синод охраняет права Русской Православной Церкви. Затем он помогает другим автокефальным церквам сдерживать еретические новаторства некоторых глав автокефальных церквей»[89].
Что касается «еретических новаторств», то обновленцам в Советской России удалось довольно быстро установить контакты с Восточными Церквами, и уже в августе 1922 г. (через три месяца после начала раскола) на съезде «Живой церкви» в Москве в президиуме находились представители Константинопольского и Александрийского Патриархов в стране – архимандриты Иаков и Павел. Правда, Патриарх Мелетий IV первоначально не поддерживал обновленческое Высшее Церковное Управление и делал заявления в защиту арестованного Патриарха Тихона.
Так, в частности, 5 мая 1922 г. Синод Константинопольской Патриархии принял Меморандум в защиту гонимых христиан в Азии и России, осуждавший проводившуюся большевиками кампанию по изъятию церковных ценностей и арест Патриарха Московского и всея России Тихона[90]. Текст меморандума, направленный руководству всех Христианских Церквей, был выслан и председателю Русского Зарубежного Архиерейского Синода митрополиту Антонию (Храповицкому) с просьбой передать его Патриарху Тихону[91]. Рассчитывая на поддержку Предстоятелей Поместных Православных Церквей, в том числе и Патриарха Константинопольского, митрополит Антоний (Храповицкий) направил 18 февраля 1923 г. обращенное к ним Послание, содержавшее призыв не признавать действительности таинств в обновленческом и украинском автокефальном расколах[92].
Через два месяца, согласно сообщению русской эмигрантской прессы, в связи с планируемым извержением из сана Всероссийского Патриарха на Втором обновленческом Соборе (29 апреля – 9 мая 1923 г.) Священный Синод и Смешанный Совет Константинопольского Патриархата 24 апреля постановили: «Уведомить представителя Вселенского Патриарха в Москве, что Великая Церковь не только не пошлет на суд своего представителя, но рекомендует и русским иерархам воздержаться от всякого участия в нем, потому что Православие смотрит на Патриарха Московского и всея России как на исповедника»[93].
Проходивший в мае-июне 1923 г. в Константинополе под председательством Патриарха Мелетия так называемый «Всеправославный конгресс» также высказался по делу Патриарха Тихона и осудившего его обновленческого «Собора». В связи с этим событием Патриарх Мелетий направил специальную грамоту председателю зарубежного Архиерейского Синода Русской Церкви митрополиту Антонию, в которой низложение Патриарха Тихона было названо незаконным: «Всеправославный Конгресс в Царьграде… узнавши о состоявшемся в Москве Церковно-Народном Соборе, который среди остальных неканонических определений издал и определение о низложении в заключении находящегося Патриарха Тихона, единогласно постановил следующее: 1) выражает сожаление по поводу такого поступка в отношении Первоиерарха Святейшей Русской Церкви, и притом именно во время его мученичества, и сердечное соучастие Исповеднику-Патриарху. 4) просит Вселенскую Патриархию рассмотреть вместе с остальными Православными Церквами вопрос о состоянии Русской Церкви, чтобы дать точное направление возмущенной религиозной совести благочестивого русского народа, терпящего ужасное испытание в вере». Однако четкого выражения отношения к обновленческому расколу в этой грамоте высказано не было[94].
На заседании обновленческого Высшего Церковного Совета от 8 августа 1923 г., постановившем переименовать его в Священный Синод, первым пунктом было решено: «Восстановить связь с заграничными Восточными Церквами. При этом Высокопреосвященным митрополитом Евдокимом было отмечено, что 7 августа к нему на Троицкое подворье являлись с официальным приветствием представители Восточных Патриархов: Константинопольского – архимандрит Иаков, и Александрийского – архимандрит Павел. Во время ответного визита архимандритом Иаковом было заявлено митрополиту Евдокиму, что о всех происшедших церковных переменах уже сообщено в благоприятном смысле Вселенскому Патриарху». Вслед за этим председатель обновленческого Синода митрополит Евдоким (Мещерский) отправил в Константинопольскую Патриархию письмо, в котором описал «непростительные ошибки» Патриарха Тихона и «созидательную работу» обновленцев. Заканчивалось письмо обещанием послать на Восток для доклада представителя от «Священного Синода» и заверением: «Мы – верные сыны Святой Православной Церкви и никогда ни за что не сменяем веры отцов наших, дедов и прадедов ни на какие другие новые веры и никогда не оторвемся от православного Востока»[95].
В этот период использовать авторитет Вселенского Патриарха для укрепления позиций обновленцев пытались и советские руководители. 18 сентября 1923 г. Антирелигиозная комиссия ЦК РКП(б) постановила: «Поручить т. Попову [председателю комиссии] переговорить с т. Чичериным о положении Мелетия и Константинопольского Синода и в зависимости от этого решить вопрос о возврате их представителям находящегося в Москве дома»[96].
Хотя Патриарх Мелетий на указанное письмо митрополита Евдокима не ответил, однако фактически поддержал обновленцев. 22 октября 1926 г. в приветственном послании Патриарху Мелетию (Метаксакису), занявшему тогда Александрийский престол, члены обновленческого Синода отмечали: «Священный Синод с сердечной признательностью вспоминает о той моральной поддержке, которая была оказана Вашим Блаженством, в бытность Вашего Блаженства Константинопольским Патриархом, Священному Синоду вступлением в каноническое общение с ним как единственно законным органом Русской Православной Церкви»[97].
Как уже говорилось, с 10 мая по 8 июня 1923 г. в Константинополе по инициативе и под председательством Патриарха Мелетия прошел так называемый «Всеправославный конгресс» (совещание), первоначально именуемый комиссией или комитетом Православных Церквей. Важнейшим мотивом подготовки конгресса стало стремление Константинопольской Патриархии форсировать сближение с Англиканской Церковью в условиях завершившейся греко-турецкой войны 1919–1922 гг. и подготовки к подписанию Лозаннского мирного договора. Развитие православно-англиканского диалога воспринималось греческой стороной как средство привлечения политической поддержки Великобритании в ходе послевоенного переустройства и утверждения греко-турецкой границы[98]. В то же время Патриарх Мелетий предпринял усилия по реализации экуменических пожеланий, высказанных в окружном послании «К церквам христианским, во всем мире обретающимся», опубликованном в январе 1920 г. Священным Синодом Константинопольского Патриархата.
3 февраля 1923 г. Патриарх Мелетий опубликовал послание № 872/467 «К благословенным и честным Предстоятелям Святых Православных Церквей Александрии, Антиохии, Иерусалима, Сербии, Кипра, Эллады и Румынии», в котором уделил особое внимание необходимости приведения церковного времяисчисления в соответствие с григорианским календарем, принятым в европейских странах и Америке. Необходимость проведения реформирования православного календаря объяснялась также важностью достижения всехристианского единства в совершении празднований Рождества Христова и Воскресения. Для обсуждения имеющихся вопросов Патриарх предлагал организовать в Константинополе после Пасхальных праздников работу комитета (или комиссии), в котором бы приняли участие один или два представителя указанных в послании Православных Церквей.
Однако конгресс открылся в составе всего 9 членов: 4 архиерея, 2 архимандрита и 3 мирян, представлявших Константинопольскую (3 человека), Кипрскую (1), Элладскую (1), Румынскую (2) и Сербскую Церкви (2 человека)[99]. Полномочными представителями Константинопольского Патриархата выступили митрополит Кизический Каллиник, профессор Богословской школы на острове Халки В. Антониадис и генеральный секретарь Патриархии архимандрит Герман; представителями Сербской Православной Церкви являлись митрополит Черногорский и Приморский Гавриил (Дожич) и автор новоюлианского календаря профессор Белградского университета М. Миланкович; представителями Румынской Православной Церкви были профессор Центральной семинарии в Бухаресте архимандрит Юлий (Скрибан) и сенатор П. Дрангич; представителем Элладской Православной Церкви выступил митрополит Диррахийский Иаков. Полномочия представителя Кипрской Православной Церкви были делегированы иерарху Константинопольского Патриархата митрополиту Никейскому Василию (Георгадису). Остальные Поместные Православные Церкви, прежде всего Антиохийский, Иерусалимский и Александрийский Патриархаты, решили в совещании не участвовать. В работе собрания участвовали член Русского Архиерейского Синода за границей архиепископ Кишиневский Анастасий (Грибановский) и архиепископ Алеутский и Северо-Американский Александр (Немоловский), не имевшие полномочий представлять Московский Патриархат. В официальных документах когресса они позиционируются как иерархи Русской Православной Церкви, приглашенныме со стороны Константинопольской Церкви[100]. На некоторых аседаниях также присутствовали англикане: епископ Чарльз Гор и протопресвитер Бэкстон.
ebooksa