Преклонение перед Наполеоном, Францией и либеральными свободами внедрялись и в России. Они становились весьма модными среди отечественного дворянства и интеллигенции. Тем не менее «новый порядок» утвердился не везде. Его не приняли испанские крестьяне, развернули партизанскую войну. Не высшие и образованные слои общества, а именно «темное» простонародье. Испанцы были католиками, но они, как и русские, сохранили в душе прочные устои христианской веры. А во французах видели тех, кем они и были, – хищников и безбожников. Крестьянских воинов безжалостно карали, расстреливали, а они не сдавались.
Противницей Наполеона оставалась и Англия. Но сами британцы ограничивались борьбой на морях, помощью испанским и португальским повстанцам. А французы провозглашали, что задушат Англию континентальной блокадой, не пропуская на ее острова сырье, продовольствие, не покупая британские товары. Однако на самом деле блокада стала фикцией. Французские толстосумы были связаны с английскими и нести убытков никак не желали. Контрабанда через Ла-Манш лилась широким потоком, и наполеоновские власти закрывали на нее глаза.
Зато для нашей страны континентальная блокада обернулась очень неприятными последствиями. Экспорт российского хлеба упал в 3,5 раза. Цены на зерно резко обвалились. Страдали и землевладельцы, и купцы. Ну а во Францию утекало русское золото – за предметы роскоши, дорогие вина. В 1810 году царское правительство повысило таможенные пошлины, что задело в первую очередь французский импорт. Была открыта свободная торговля с нейтральными странами – и русский хлеб пошел в Англию через посредников.
Наполеон был крайне недоволен этими мерами. Впрочем, подобные причины охлаждения были не главными. Европейские властители превратились в послушных исполнителей его повелений, трепетали перед ним – и только Россия еще не склонилась, не подлизывалась, не заискивала. Континентальная блокада стала лишь одним из признаков ее непослушания. Нашу страну предстояло сломить, унизить – и расчленить. Потому что наполеоновский «новый порядок» в Европе предусматривал восстановление Польши. Прежней Польши, в границах XVII века – с Литвой, Белоруссией, Украиной. Кроме того, Бонапарт намеревался властвовать над Европой не только кнутом, но и пряником. Чтобы сплотить вокруг себя вассальных монархов, их полезно было «прикормить» подачками. Для этого туша «русского медведя» тоже подходила. Прусский король выклянчивал Прибалтику, Австрии можно было уделить что-то на юге, а их подданные, немцы, итальянцы, венгры вдосталь пограбят, будут славить Наполеона, смирятся с его владычеством.
Когда рухнет Россия, то и Англия станет сговорчивей. Испанские партизаны – дело времени. А господство над Европой в ту эпоху означало и мировое. В 1811 году Наполеон указал своему послу в Польше аббату де Прадту: «Через пять лет я буду владыкой всего мира. Остается одна Россия – я раздавлю ее». Царский посол Куракин осенью 1811 года докладывал в Петербург – война уже решена и неизбежна [37]. Завоеватель распорядился выбить медаль с изображением Бога и надписью: «Тебе небо – мне земля». Кстати, о Боге. Во Франции в правление Бонапарта был восстановлен католицизм, но «умеренный», чисто формальный. Религиозность не приветствовалась, а папой император откровенно помыкал. Но в какого Бога верил он сам, остается загадкой. Во всяком случае, молящимся его не видели никогда.
Можно обратить внимание и на то, что воззвание о войне с Россией было подписано в «магический» день летнего солнцеворота, 22 июня. В ХХ веке ту же дату выберет другой завоеватель, Гитлер, очень увлекавшийся оккультными учениями. Только средства связи и транспорта были разными, вторжение нацистов началось сразу же, а французов – 24 июня. Да и план Бонапарта во многом предварял план «Барбаросса», предусматривал наступление одновременно по трем направлениям – на Москву, Санкт-Петербург и Киев [38]. Но во фланговых группировках у французов действовали более слабые сателлиты, и русские остановили их.
Многие исследователи отмечали, что Наполеон имел возможность просто-напросто «взорвать» Россию – если бы применил свой пресловутый кодекс о гражданских правах и освободил крепостных. Но Бонапарт никогда не собирался этого делать. Как уже отмечалось, «свободы» он использовал только ради собственных выгод, а права простонародья его не интересовали. В Польше, которую предполагалось воссоздать, его опорой являлись польская и литовская шляхта, дворяне. В составе Великой армии насчитывалось 80 тысяч поляков, они составляли лучшие корпуса легкой конницы. Можно ли было их обидеть? Известны неоднократные случаи, как крестьяне в Литве и Белоруссии выходили из повиновения хозяевам, но те обращались за помощью к маршалу Даву, герцогу Бассано, генералу Домбровскому, самому Наполеону и получали отряды для усмирения крепостных. Для этой цели Бонапарт учредил и польско-литовскую жандармерию.
Он не намеревался освобождать крестьян и в коренной России [39]. Воззвания о «свободах» могли и впрямь привести к широкому бунту, но… такой бунт грозил повторением Испании. Да Наполеон и не видел нужды в подобных методах! У него была невиданная по размерам армия, 600 тысяч солдат – центральная группировка 400 тысяч. А против них в 1-й армии у Барклая де Толли было 127 тысяч, во 2-й у Багратиона – 39, на Волыни у Тормасова – 45. Еще 4 дивизии на Дунае, 3 в Финляндии, 2 на Кавказе… Разнести их, и царь капитулирует. Подыграет профранцузская часть знати, Россия примет навязанные условия. Станет послушной, ручной. А своими крестьянами царь и дворяне пускай управляют по-прежнему, как умеют.
Можно отметить, что Наполеон, начиная войну, очень плохо знал Россию и русских. Считал это излишним, руководствовался примитивными штампами. Например, о «боярах», которые вынесут с поклоном ключи от Москвы. Дворянство представлял получше, но не отличал его от немецкого или итальянского. От кого-то из консультантов Бонапарт слышал о казачьих бунтах, об измене Мазепы. Строил иллюзии, будто казаки мечтают отделиться от России, пытался засылать шпионов на Дон, склоняя к предательству. Желаемое выдавалось за действительное, на какое-то время сам же Наполеон поверил, будто всех донских казаков отозвали из армии, опасаясь измены.
Александр I поначалу выехал в войска и главнокомандующего не назначил – тем самым оставляя руководство за собой. Снова доверялся иноземным авторитетам вроде генерала Пфуля, по планам которого армия должна была засесть в укрепленном Дрисском лагере – где попала бы в ловушку. Но Аракчеев, министр полиции Балашов, мать, сестра и другие родственники все же уговорили Александра уехать в столицу, развязав руки своим генералам. Его брат Константин оставался боевым офицером, командовал 5-м (гвардейским) корпусом. Когда 1-я армия Барклая-де-Толли и 2-я армия Багратиона героическими усилиями избежали разгрома и сумели соединиться в Смоленске, Константин примкнул к позиции Багратиона. Требовал прекратить отступление и атаковать. Дошло до открытого конфликта с главнокомандующим, и великому князю тоже пришлось уехать в Петербург. Впрочем, и Барклай долго не задержался во главе объединенных сил, был заменен Кутузовым.
А в оценке русских людей Бонапарт крепко ошибся. Вражеское нашествие и традиционные для русского офицерства идеалы чести сплотили людей разных взглядов и мировоззрений. Доблестно дрались и православные, и масоны, и консерваторы, и вольнодумцы. Солдаты тоже не щадили себя. В народе всколыхнулся невиданный патриотический подъем. Формировались части ополчения, собирались пожертвования. Крестьяне всюду встречали оккупантов враждебно. Отказывались продавать продовольствие и фураж даже за деньги (Бонапарт перед войной напечатал изрядное количество фальшивых русских ассигнаций, ими снабжали фуражиров). Люди сами сжигали деревни и запасы, чтобы не достались врагу, создавали отряды партизан. В Москве, Петербурге (возможно, и в других городах) у французов имелась «пятая колонна», но в таких условиях она не имела возможности действовать, вести агитацию. Купеческий сын Верещагин, пытавшийся распространять прокламации, был сразу арестован, а потом растерзан москвичами [40].
24 августа, после сражения за Шевардинский редут Наполеон спросил о количестве пленных. Услышал – «ни одного, они не сдаются». А 26 августа загрохотала Бородинская битва. Такой жестокой и упорной схватки еще не видел никто из ее участников. Лавины французов и их союзников разбивались о стену царских войск. Поле боя осталось за русскими. Французы потеряли около 50 тысяч человек. Но и наших воинов выбыло из строя 58 тысяч. Резервы, обещанные Кутузову, не прибыли или существовали только на бумаге. А к врагу подтягивались свежие части, растянувшиеся в походе. Пришлось снова отступать, на совете в Филях было решено оставить Москву.
Сумрачные колонны русских войск потянулись из города. Все дороги запрудили массы растерянных, ошалевших беженцев. Группа безвестных патриотов засела защищать Кремль и погибла до единого. Неприятель торжествовал, вступив в Первопрестольную. Но… и изменники в нашей стране всё-таки нашлись. Причем немало. Остались в Москве, дожидаясь французов. Сочли, что Бонапарт уже выиграл войну. Значит, надо подлаживаться к победителям. Кто это был? Персональных сведений нет. Они сами себя наказали, и впоследствии Александр I на радостях простил уцелевших, эта страница войны была затерта. Однако изменивших было совсем не мало. Именно те дворяне и интеллигенция, кто заразился мифами о величии Наполеона, считал его победу закономерной. Они радушно встречали оккупантов, распахивали им двери. Хватало и дам, искавших счастья в объятиях бравых французов. Но город заполыхал пожарами…
А у Александра I положение оказалось двойственным. Он торжественно пообещал не вести речи о перемирии, пока хоть один французский солдат остается на русской земле, – и тем самым получил опору всей страны, стал знаменем борьбы. Царь разрушил планы Наполеона «победоносно» завершить войну взятием Москвы, отверг его попытки завязать переговоры. Но в душе Александра сохранялся тот же надлом. Он остро воспринимал свою личную ответственность за неудачи, отступление, жертвы. Осознавал их как очередные Божьи кары за его собственный грех. Соучастие в свержении и убийстве отца.
И если до сих пор Александр относился к религии довольно поверхностно, то теперь в нем пробудилось горячее стремление очиститься покаянием, обратиться к Господу всей душой. Но… даже на этом пути его поджидали ловушки. Рядом с царем не нашлось честных и искренних наставников в вере! Его порывом воспользовались масоны, все тот же «друг юности» и обер-прокурор Синода Александр Голицын с гофмейстером-оккультистом Родионом Кошелевым. Они увлекли царя в туманный мистицизм, в совместные чтения и толкования Библии, запутывали пророчествами Апокалипсиса. В пике потрясений, когда полыхала Москва, они предложили царю совместные моления, образовали втроем «мистический союз» – и Александр настолько доверился им, что даже выделил Кошелеву собственные покои в Зимнем дворце, чтобы постоянно находился рядом.
Впрочем, в это время горячо молилась вся Россия. И силы собирала, и захватчиков била. Кутузов готовил гибель французам. Хорошо известны его слова: «Будут они мне жрать конину, как турки!» Москву обложили со всех сторон армейские партизанские отряды. Брался за оружие и народ, крестьяне истребляли фуражиров, трепали мелкие отряды. В Тарутинском лагере войска Кутузова быстро усиливались. 6 октября атакой на корпус Мюрата они открыли вторую фазу войны. Наполеон понял, что сидит в западне. Выступил из Москвы. В кровопролитном сражении под Малоярославцем его остановили. Заставили повернуть на Старую Смоленскую дорогу.
Исторический миф говорит о том, как французов победил «генерал Мороз». Даже на полотнах художников и в кинофильмах они отступают, утопая в снегах и метелях. Но эту легенду запустил Наполеон, чтобы оправдать свое поражение. Все дневники и воспоминания современников свидетельствуют, что стояла очень теплая осень. «От Малого Ярославца до Вязьмы время было очень теплое». «От Смоленска до Борисова холод был сильнее, но сносный, мы ночевали на поле без крыш». Зато русские войска цепко преследовали врагов. Били их у Колоцкого монастыря, под Вязьмой, Дорогобужем, Красным. 14 ноября, когда Великая армия добралась до Березины, в ней насчитывалось всего 35–40 тысяч боеспособных солдат! А река еще не замерзла, сильных морозов не было! [41]
Как раз здесь кара постигла и изменников. Потому что за французами тянулся многочисленный гражданский обоз. Те, кто соблазнился признать власть чужеземцев, страшились ответственности и уходили с неприятельскими полками. До Березины наполеоновские офицеры хоть как-то заботились о своих русских друзьях и любовницах. Но сейчас их окружали, впору было думать только о собственной шкуре. Наполеон все-таки сумел спастись из готовившегося для него «мешка». Однако вырвался он только с небольшой группировкой из 9 тыс. солдат. Велел сжечь за собой мосты, бросив на произвол судьбы отставшие войска, больных, раненых. Бросил и гражданских беженцев. Они погибали под шквальным огнем артиллерии, тонули в реке, их давили лошади и повозки, добивал ночной холод. Очевидец писал, что весь берег Березины был устлан мертвыми телами, среди них было много гражданских лиц, женщин, детей, «которые следовали за армией из Москвы», и оценивал их число в 10 тысяч [42]. Кому повезло, подбирали наши солдаты и казаки.
А участь литовских изменников напоминала насмешку. Они жили французской пропагандистской информацией, совершенно не представляли истинного положения. В Вильно прикатилось распоряжение – праздновать победу Наполеона на Березине (император объявил победой свое личное спасение). И праздновали! С балами, застольями. Но 27 ноября в городе вдруг появились жалкие кучки изможденных и обмороженных людей. Это были остатки Великой армии – как раз после Березины настала настоящая зима, ударили морозы. Впрочем, деморализованных оборванцев уже трудно было назвать армией. Они никого не слушали, кинулись грабить склады и дома, жадно жрали все, что попадется под руку. А на следующий день к Вильно вышли казаки Платова.
Наполеона с подчиненными уже не было. Он поступил так же, как в Египте: бросил своих погибающих солдат и бежал. Последние бои на российской земле разыгрались на берегу Немана. От арьергарда французов уцелело лишь двое, маршал Ней с генералом Жераром. Всего же из Великой армии спаслось около 30 тысяч человек (в основном из тыловых частей). Кутузов объявил в приказе: «Война закончена за полным истреблением неприятеля».