Все, что мы когда-то любили

22
18
20
22
24
26
28
30

«Потеряет, – с тревогой подумала Анна, – заснет где-то на улице и точно замерзнет». Она разглядывала жизнь с таким интересом и волнением, словно видела все впервые. «Что за бред, – удивилась она. – Меня волнует чужой пьяный старик? О чем я? Я, похоронившая сына… Наверное, я сошла с ума».

Но в дом не хотелось, хотелось дышать, дышать, вдыхать все эти запахи и осознавать, понимать, чувствовать, что ты жива.

Вскоре приехал с работы Марек и испугался, увидев ее сидящую на крыльце – замерзшую, дрожащую, но порозовевшую, живую.

Он взял ее на руки и внес в дом, раздел, уложил на диван, укутал в толстое одеяло, принес горячего чаю.

– Все хорошо, – повторяла она, – все хорошо, слышишь! Ну что ты, ей-богу? Там, на улице, так хорошо! Так красиво, что хотелось заплакать!

Но заплакал он. Он целовал ее руки, а она гладила его по лицу и улыбалась:

– Марек, ну что ты? Да не заболею я, не волнуйся! Нет, не промерзла до костей, не придумывай! Я правда в порядке. Только не обижайся, если я усну, – зевнула она, – так хочется спать… Это я надышалась, ага… – бормотала она, – только, пожалуйста, не обижайся…

Не выпуская ее руки, он сидел рядом с ней и смотрел на ее спокойное, умиротворенное лицо. Живое лицо. Впервые живое за все эти месяцы. Да нет, пожалуй, за годы.

С того дня Анна поднялась и принялась за обычные хлопоты – веник, тряпки, пол и мебель. Уставала мгновенно, но, передохнув, продолжала борьбу с собой, кто кого одолеет.

Готовила ужин: салат, запеченная картошка. Счастье, что Марек неприхотлив. Попыталась гладить, но рука уставала от тяжести утюга.

В один из выходных, страшно смущаясь и запинаясь, он предложил ей пойти в кино: отличная комедия с Бельмондо, все очень хвалят.

– Пойдем, – вздохнула Анна и тихо добавила: – Попробуем посмеяться.

После фильма зашли в кафе и взяли кофе с пирожными.

Анна оглядывалась по сторонам, робела, смущалась, словно впервые приехала в большой город, где все непонятно и незнакомо и от того страшновато. «Не слишком ли рано и рьяно я пытаюсь начать новую жизнь?» – мелькнуло у нее в голове.

Марек. Ради него она должна, обязана. Ради его спокойствия, настроения. Да просто ради него! Она справится, она сильная. Нет, в людное кафе, пожалуй что, рановато. Вот в кинотеатре все же темно, там ей легче. Но дома по-прежнему лучше всего.

В комнату Мальчика Анна не заходила. Не могла. Заметила – все его вещи: пластиковая чашка, поильник с носиком, деревянная ложка, нагрудник для еды – все было убрано. Никаких следов и напоминаний. И в комнате они разобрались и все убрали? Нет, не могли, без нее не могли! Или могли во имя ее же блага? Кто? Мама, Марек, Эстер?

Но нет, заглянуть нет сил, она пока не готова. Пусть будет как есть. В любом случае они хотели как лучше.

В тот день, после кино и кафе, вернее, в ту ночь, он ее обнял.

Анна застыла.

Нет, она не может. Она не может. Даже подумать об этом, даже представить! Как можно заниматься этим теперь? Она понимает, мужчины из другого теста. Он и так столько терпел! Значит, пересилить себя, сделать вид? Обнять его, ответить на его поцелуй, зажмурить глаза? Нет, это выше ее сил. Она не может.