Создатель

О строгой науке

[102]

…Искусство Картографии достигло у них в Империи такого совершенства, что Карта одной-единственной Провинции занимала целый Город, а карта Империи – целую Провинцию. Со временем эти Несоразмерные Карты нашли неудовлетворительными, и Коллегия Картографов создала Карту Империи, которая была форматом в Империю и совпадала с ней до единой точки. Потомки, не столь преданные Изучению Картографии, сочли эту Пространную Карту бесполезной и кощунственно предали ее Жестокостям Солнца и Холодов. Теперь в Пустынях Запада еще встречаются обветшалые Развалины Карты, где находят приют Звери и Бродяги. Других следов Географических Наук в Империи нет.

Суарес Миранда[103].

«Путешествия осмотрительных мужей»,

кн. IV, гл. XIV. Лерида, 1658

Четверостишие

Умерли многие, но это случилось                                    в прошлом —в состоянии (как известно),              наиболее свойственном смерти.Возможно ли, чтобы я, подданный                              Якуба аль-Мансура,умер, как умерли розы и Аристотель?Из «Дивана» Альмутасима аль-Магриби(XII век)

Пределы

Есть строка из Верлена, которой мне                              так и не вспомнить,есть соседняя улочка, запретная                                    для моих шагов,зеркало, видевшее меня в последний раз,есть дверь, закрытая мной до скончанья                                               времен.Среди книг в моей библиотеке                                     (вот я их вижу)есть книга, которую я не раскрою.Этим летом мне сравняется пятьдесят.Смерть истончает меня неумолимо.Из «Надписей» (Монтевидео, 1923)Хулио Платеро Аэдо

Поэт говорит о своей известности

Слава моя измерена сводом небес,библиотеки Востока сражаются                                за мои стихи,эмиры стремятся наполнить златом                                        мой рот,ангелы уже знают наизусть              мой последний заджаль[104].Мои рабочие инструменты – унижение                                             и тоска;лучше бы мне родиться мертвым.Из «Дивана» Абулькасима аль-Хадрами(XII век)

Великодушный враг

В 1102 году Магнус Босоногий приступил к покорению королевств Ирландии; говорят, что накануне своей смерти он получил приветствие от Муйрхертаха, короля Дублина:

Пусть в твоем войске сражаются золото                       и буря, Магнус Босоногий.Пусть завтра на полях моего королевства                             будет удачен твой бой.Пусть твои королевские руки сплетут                             ужасную паутину меча.Пусть станут пищей красного лебедя те,                           кто войдет под твой меч.Пусть все твои боги насытят тебя славой,                              пусть насытят кровью.Пусть на заре ты будешь победителем,                     король, топчущий Ирландию.Потому что этот день станет последним.                      Клянусь тебе, король Магнус.И прежде, чем сотрется его свет, ты будешь            побежден и стерт, Магнус Босоногий.Из «Anhang zur Heimskringla»[105] (1893)Г. Геринга

Le regret d’Héraclite

[106]

Я, столь многими бывший людьми,                         никогда не был тем,в чьих объятьях Матильда Урбах                         познала блаженство.Гаспар Камерариус,из «Deliciae Poetarum Borussiae»[107] (VII, 16)

In memoriam Дж. Ф. Кеннеди

[108]

Это старая пуля.

В 1897 году ее выпустил в уругвайского президента юноша из Монтевидео по имени Арредондо, несколько месяцев живший в одиночестве, чтобы его не заподозрили в сговоре с сообщниками. Тремя десятилетиями раньше тот же свинец убил Линкольна по преступному или колдовскому замыслу актера, которого шекспировские слова превратили в Марка Брута, покончившего с Цезарем. В середине семнадцатого века месть уже пользовалась им, чтобы посреди общей гекатомбы боя умертвить шведского короля Густава Адольфа.

А до того пуля принимала множество обличий, ведь пифагорейские переселения затрагивают не только людей. Она была шелковым шнурком, который на Востоке вручают визирям; винтовками и штыками, уничтожившими защитников Аламо[109]; трехгранным клинком, отсекшим голову королевы; темными гвоздями, пронзившими плоть Спасителя и древо Креста; ядом, который карфагенский военачальник хранил в кованом перстне; безмятежной чашей, осушенной под вечер Сократом.

На заре времен она была камнем, который Каин метнул в Авеля, и будет еще многим и многим, о чем мы сейчас не подозреваем и о чем можем только гадать, думая о людях и их необыкновенной, хрупкой судьбе.

Послесловие