– Это какую науку?
– Психологию и фармакологию.
– Марья Кузьминична, скажите вы, что мне делать? Ведь это мама моя! Как я могу её после всего здесь оставить?
– Юра, мы не воевали, мы в заложники попали. Это могло быть в любом городе. Скажешь, нет? Наоборот, я бы сказала, теперь можно надеяться на спокойную жизнь. Снаряд дважды в одно место не падает.
– Ну, коли всё обсказали и всё пожрали, так идти вон не пора ли, – хлопнула по коленям Паня.
Все зашевелились. Марье Кузьминичне нужно было кое-что обсудить, и желательно бы в узком кругу, а потом она решила: а почему? Вместе горе мыкали. И сказала:
– Ну-ка, сядьте. Пока здесь все, а Юра тоже свой, должна я вам сказать…
Присели, глядя насторожено. Паня сказала:
– Ну, не томи. К детям, что ли, надумала?
Марья Кузьминична встала, откинула в сторону думку, открутила крышку бочонка и выложила из него на стол три целлофановых кирпича:
– Вот. Видно, побоялась девчонка, что Борька у неё деньги отберёт. Помнишь, Тимофей, как она по двору моему моталась? Дождик тогда ещё припустился, и я за ней не пошла. А она, значит, место искала, чтобы деньги спрятать и позже сюда вернуться. Думала, небось, что нас убьют, и дом пустой будет. Его-то могли опечатать, а сараюшки не стали бы. Давайте решать, соседи, что делать с ними.
– Как что? Сдать полиции, – возмутился Юрий.
– После всего хорошего? А вот фигушки, – возразил Тимофей.
– Отдавать не надо, но тратить их как-то стрёмно, – подала голос поразительно молчаливая сегодня Маруська. – Мне-то давать бесполезно, я хоть сколько дай, всё равно пропью. Может, Зиминым квартиру купить? Нина после операции, ей в городе лучше.
– А ты меня спроси, хочу ли я в городе? Нет у меня никого кроме Жорки. Да вы вот. А прежние знакомые сразу раззнакомились, как мы в нищету впали.
– Анька правильно сказала, кровавые это деньги, – вздохнула Паня. – Начнём тратить – замараемся. Я так думаю… надо как в Нюсиной песне…
Замолчала. Все ждали продолжения.
– Тётя Паня, не томи, это какая песня? – не дождавшись продолжения, спросила Маруська.
– Про Робин-Бобина.
– «Робин-Бобин Барабек скушал сорок человек», – вспомнил Тимофей. – Прогулять, что ли?