По ее словам, я являлся святым, которого сделал из меня Истридж. Реальность имела с этим мало общего. Слово «искупление», вытатуированное на предплечье у локтя, напоминало мне об этом всякий раз, когда я раздевался и смотрел на себя в зеркало.
Я проигнорировал ее речь о канонизации святого Нэша Прескотта и перешел к делу.
– Мне нужен кто-то, не связанный с компанией. Не следователь твоего юридического отдела. Независимый детектив, не боящийся замарать руки.
«Кто-то вроде Фики», – не сказал я.
Кажется, сжигать мосты вошло в привычку. Я бы даже посчитал это хобби, если бы эти мосты не были нужны мне, чтобы ходить по ним.
– Что ты хочешь расследовать? – Изумрудный взгляд изучал меня, ожидая какой-нибудь оговорки.
– Ву упомянул о ком-то еще, кто выиграл на скандале с «Уинтроп Текстиль». Я хочу знать, кто это.
– Мы не поговорим о том, как ты оказался одним из этих двоих получателей выгоды?
– Нет.
Она чуть помедлила, и наконец в ее взгляде мелькнуло нечто помимо безразличия. Может быть, вина.
– Насчет Эмери Уинтроп…
Я поднял ладонь, чтобы остановить ее.
– Я знаю. Избавь меня от лекций. Прошлым вечером она гастролировала тут с кейтеринговой компанией. Мы их больше не наймем.
– Что? – Она качала головой, пока Роско не куснул ее за шею, чтобы она прекратила. – Нет, все не так. С чего ты решил?
Я отодвинул ноут, проигнорировав последний вопрос.
– Выкладывай.
Она уперлась бедром в стену и почесала живот Роско – нервная привычка.
– Мне позвонил Рид.
Я уже понял, что возненавижу кульминационный момент этой истории.
Не потому, что я ненавидел Рида. Напротив. Я не ненавидел его. Это он ненавидел меня, и я не винил его за это. Я заслужил ненависть, уж точно больше, чем заслужил наивное восхищение Истриджа.