Впереди Авангарда

– Что, и третье есть? – Ваня остановился. – Не ведаю. Просвети дурака.

– Он теперь ещё заведующий отделом в обкоме у Червонного по антирелигиозной пропаганде. Симеон-то наш всю религию знает. Библию наизусть нам на ночь рассказывает частями. То есть ему врать населению всякие атеистические прибаутки легко, как мне стакан водяры одним глотком выжрать.

– Так Господь же его накажет-покарает, – Иван натурально испугался. – А нового пришлют, так пёс его знает – кого. А этот и храмом управляет и дурдомом.

Дмитрич успокоил Ваню. По плечу погладил.

– Не боись. Афанасий наш, Симеон, сказал, что Господь его уже покарал от души. И всех верующих. Напустил на всех зверя, которого зовут – социализм. А социализм церковь с верой и религию вместе с нашим протоиереем Симеоном каблуком в пыль растёр. Считай, расстрелял его боженька, настоятеля храма нашего.

А два раза не расстреливают по уставу, – сказал Афанасий. Один раз покарал, значит, можно дальше вольно жить. Он теперича и психиатр, и глава храма, и атеистом понарошку прикинулся. И ничего. Так же молится и нас, доходяг, на жизнь праведную, православную наставляет. Душу лечит как священник и главврач. Ничего! Утёрся Господь и не трогает его боле. Понял свою ошибку, значит. Вот наш протоиерей и мечется теперь. Вечерами атеистические лекции везде читает, с утра нас молитвами как елеем поливает, а днём врачует. Душу наизнанку выворачивает. По-церковному методу, похоже. Молодец. Потом мы сами молимся и теми молитвами духовность свою развиваем. Нет, грех жаловаться. Мудрый настоятель и главврач наш Симеон-Афанасий.

– Он сейчас где? Посоветоваться надо, – Ваня уже шагнул в храм.

– Вот сейчас он как раз у Червонного-Золотова. Он секретарю новую лекцию понёс на утверждение, – Дмитрич легонько поправил тросик на моторчике.

– А! Ну, тогда я побёг к ним. Две головы хорошо, а третья не помешает, – Ванёк спрыгнул с крыльца и понёсся в обком. Пока бежал, Баба Яга объявилась. Рядом полетела, цепляя метлой тротуар. Пыль сзади висела как от табуна коров. Прохожие очень удивлялись. Для народа Иван один бежал. Ягу-то люди не могли видеть.

– Я, Ванька, отдельно с тобой потом потолкую, – мрачно сказала Маргарет. – Вы маленько скособочили постановление коммунизма в колхозе. Выправлять надо. Но к Золотову в кабинет я не полечу. Там угодник Божий Симеон торчит. А я с этими подхалимами рядом висеть не желаю. Шкуры они продажные. Скажи только, что надо всех проверить точно на потребности и желания со способностями. Надо же делать что-то полезное. Списки составить следует. Упорядочить и контролировать потом потребности и желание работать. А то бардак получился хуже, чем у нас шабаш на Лысой горе.

– Я в парк потом пойду. На нашу скамеечку, – сказал торопливо Иван. – С ними потолкую и прибегу.

И он исчез за красивой обкомовской дверью да через пять секунд уже в кабинете стоял. Обнялись, поручкались.

– А чего морда твоя, Ванька, кисловатая, как трёхдневное молоко? – удивился секретарь.

– Да, – подтвердил протоиерей. – Сошел ты с лица, Иван. Как вроде нечистая сила тебя мяла-трепала.

– А потому как криво-косо коммунизм лепим в «Свете зари», – Ваня сел. Отдышался. – Бронштейн из Фонда Мира денег много шлёт в наш филиал?

– Бухгалтеры считать и оформлять правильно не успевают. Шесть тёток-волшебниц бухучета на последнем дыхании пашут. Двое уже в обморок падали. – Червонный-Золотов закурил в открытое окно. – Мы же ему двадцать пять процентов в Швейцарию загоняем помимо работы на коммунизм. У него там вроде как Фонд помощи борцам с апартеидом. За равноправие негров в США, да вообще везде на планете. Счёт лично на него оформлен. То есть тут всё нормально. Он и гонит нам миллионы эти в невероятных количествах, чтобы себе суммы огромные возвращать. Сволочь ещё та. Всю страну ободрал до нитки. Как это получается у него – никак не допру!

– А что не так, Иван? – удивился священник.– Вроде с большим успехом всё идёт! Народ в колхозе завален добром по уши. Бесплатно. Скоро надо на весь Зарайск сеть коммунизма накидывать. Денег – ого-го сколько! Храм верующим новый поставишь. Диспансер пятиэтажный отдельно. Чтобы все жили по одному в комнате. Хорошие люди. Психов натуральных так и нет пока. Давай, Ваня, чего ты скривился?

– Я вот себе как руководитель и лидер коммунистического общества пока не беру по потребностям. Хотя имею право, да? – секретарь выплюнул окурок в окно так виртуозно, что он, покрутившись в воздухе вроде семян клёна, бумерангом влетел обратно. Максим Ильич отловил его как вратарь Лев Яшин, который всегда берёт «мёртвые» мячи. И затушил в пепельнице. – А они у меня – во какие, потребности!

Он поднял мизинец и перекрыл другой рукой его половину.

– Жила бы страна родная. И нету других забот, – Максим Ильич к сердцу руку прижал. – Это главное. Машина «волга» социалистическая, казённая. Но есть же! И мне достаточно. Квартира казённая, дача, мебель шикарная, но тоже не моя. Снимут меня – всё сдать надо по описи в реестре. Отсюда что вытекает? Что из собственности у меня есть жена и, к сожалению, умный сын. Закончит свой пединститут и будет учить сельских придурков истории КПСС километров за двести от города.