– Иногда у Бобби под утро заканчивались сигареты, и он возил меня в круглосуточный супермаркет. Сам обычно ждал в машине. Но в этот раз сигареты ни при чем… По-моему.
Она задумалась, отстраненно глядя вдаль.
– Помню, меня просили кого-то навестить… И вот я сижу в машине, сильно валит снег, а я заявляю Брэйди: «Ты говорил, надо к кому-то ехать, но не сказал, что эти люди уже мертвы». Причем заявляю очень уверенно. Будто не сомневаюсь, что нас там ждут одни покойники.
– Дальше.
– Он поворачивает голову и эдак странно на меня смотрит. Они не предполагали, что я знаю. Не предполагали, что я могу подслушивать из коридора или из ванной. Думали, что я совсем больная, все время хожу как в тумане и натыкаюсь на стены. Помню, как Брэйди очень медленно повернулся ко мне… не только голову, а вообще всем торсом… вылупил глаза и разинул рот. Спросил, я откуда знаю. А я в ответ соврала.
– Что вы ему сказали?
– Не помню… Помню только, как плачу… Как слиплись ресницы, течет тушь и щиплет глаза… Как прошу его оставить меня в покое.
– Интересно, почему вы вообще решили сказать ему, что люди, к которым вы едете, мертвы?
– Он ляпнул перед этим что-то обидное… Я вижу его лицо… профиль, правую щеку…
Повисла очередная бесконечно долгая пауза. Я был готов рвать на себе волосы.
– Куда, по-вашему, вы ехали? – тихо, очень тихо спросил я, стараясь не спугнуть Клаудию.
– О, – встрепенулась она. – Верно! Мне сказали, что один человек очень болен и ему срочно нужен целитель. Попросили меня к нему поехать… Помолиться, чтобы болезнь отступила. О господи, какой ужас… Где-то умирали люди, и я должна была за них помолиться!
Какое-то время Клаудия молчала с остекленелым взглядом, словно роясь в своих воспоминаниях. Потом вдруг вскочила с кресла и радостно воскликнула:
– Я вспомнила! Я все вспомнила!
Настал ее черед расхаживать по комнате.
– У нас в столовой стоял диван. И еще один – больше похожий на голливудскую кровать – в гостиной. А над дверью между ними висела картина… или икона. Иисус в Гефсиманском саду. О господи! – Она торжествующе вскинула руки. – Вот теперь я все вспомнила! Все-все-все! Я все помню!
Меня бросило в дрожь. Я молчал, опасаясь развеять чары. Образ картины с религиозным сюжетом каким-то чудом дал Клаудии столь необходимый толчок.
Она суетливо затараторила, вопреки своей обычной манере говорить неторопливо и размеренно:
– Они сперва не знали, как убедить меня поехать в тот дом! А потом Дено сказал… Нет-нет, Дено там не было. Этот разговор случился раньше. Дено обычно спал на диване и однажды начал возмущаться, что прямо над головой у него висит картина с Иисусом: «Как можно спать, когда он на тебя пялится?» Бобби снял картину, а я потом залезла на стул и опять повесила… В общем, в тот вечер Бобби ходил взад-вперед, оглядывал комнату и вдруг посмотрел на картину с Иисусом в Гефсиманском саду и сказал мне, что я должна помолиться за души умирающих. Теперь я понимаю, что он это придумал на ходу. Обманул меня. Вот так все и было, Дэн! Вот так! Я помню!
Клаудия радостно рассмеялась, схватила меня за руки и крепко их стиснула.