Последняя акция

Надо сказать, что девушка Алена не выдалась ростом и поэтому ходила на высоченных каблуках. Дабы не разочаровать гостя, она даже у себя дома не рассталась с туфлями. И если Мишу одолевали сомнения насчет дважды промелькнувшей из коридора в кухню во время его телефонных разговоров смутной тени, то стук каблучков выдал хозяйку с головой. «Так-так, красавица, — подумал он, — одно из двух — или ты чрезмерно любопытна, или кто-то приготовил мне ловушку». Блюм был не из тех людей, что надеются на лучшее и видят в каждом ближнем Иова-праведника. «Как же они, в таком случае, меня подцепили? — продолжал размышлять он. — Ведь все вышло совершенно случайно или я не заметил за собой «хвост»? А может, Михаил Львович, у вас первая стадия паранойи?» — усмехнулся он про себя и прошел на кухню.

— Аленушка, разве можно так долго томить Адама? — поцеловал он ее в стриженый затылок с такой нежностью, что бедная девушка едва устояла на каблуках.

— Какой ты нежный! — прошептала она, но, в тот же миг опомнившись, вскрикнула: — Ой, у меня все горит! — Алена поджаривала хлеб для сандвичей и, отстранившись от Михаила, бросилась спасать подгоревшие гренки.

— Не буду тебе мешать, деточка! — И Блюм вернулся в комнату, уже порядочно задымленную.

— Миша, открой балкон, — крикнула Алена. — Если хочешь, поставь музыку.

Прикинув, что ей возиться еще минут десять, Миша действовал быстро и решительно. Открыл балконную дверь, включил магнитофон и поморщился от занудной Тани Булановой, легким движением опытного карманника раскрыл белую сумочку, неосмотрительно брошенную Аленой в кресло. В сумочке лежали зеркальце, кошелек, носовой платок, пачка сигарет, помада, жвачка и пудреница. Все это его не интересовало. Он заглянул в кармашек и извлек оттуда паспорт. Фотография Алены не оставляла сомнений, что паспорт принадлежит ей. «Шмарова Нина Александровна, русская, 1972 года рождения». «Алена, мать твою! — выругался про себя Миша и выскользнул на балкон. — Значит, все-таки ловушка?» — соображал он, внимательно изучая двор. Ничего подозрительного во дворе он не заметил. Мирные старушки, пацаны играют в «козла», пиная мяч в трансформаторную будку, несколько «советских» автомобилей, среди которых красные «жигули». «Но это еще ничего не значит, — успокаивал себя Блюм, — мало ли в городе красных «жигулей»?» Потом он заглянул в окно кухни — в «хрущевках» таким фокусом никого не удивишь, — и то, что он там увидел, окончательно подтвердило его подозрения. Лже-Алена разливала в чашки кофе — ему были видны лишь ее руки. «Черный кофе — классический вариант! — отметил он. — Его горечь заглушит вкус любого снадобья». Затем в руках девушки возник какой-то коробок. Она вытряхнула из него на ладонь таблетки — две или три бросила в одну из чашек, но точно такая же порция досталась и второй чашке. «Сукразит — заменитель сахара», — угадал Миша и хотел было уже оторваться от перил, как в глазах у него потемнело. На столе между чашками и блюдом с сандвичами красовался хорошо знакомый ему пузырек.

— …три, четыре, пять, — завороженно шептали губы Михаила, считая таблетки, которые красотка бросала в одну из чашек, явно предназначенную для него.

«Она что, рехнулась? Ведь это лошадиная доза!» — возмущался он, уже сидя в комнате на диване.

— Мишенька, сейчас будем есть! У меня все готово, — ласково промурлыкала из кухни девушка — она вела себя так, будто они уже лет пять как знакомы.

— Не дай умереть первочеловеку, родная! — театрально всхлипнул Михаил, когда она внесла блюдо с сандвичами.

«Нет, ребята, так дешево вы меня не возьмете!» — обратился он неведомо к кому, когда она удалилась на кухню за отравленным кофе.

— Кажется, все. Можно приступать, — натянуто улыбнулась студентка. «Зря ты, красавица, разлила в одинаковые чашки! — усмехнулся в душе Михаил. — Эстетство тебя погубило!»

— Милая! Как ты очаровательна! — Он притянул к себе ее руки, чтобы поцеловать.

«А ручки-то вспотели! — отметил Миша. — И ледяные, как у мертвеца!»

Она села рядом. Он взял со стола свою чашку и поднес ее к губам. Она потянулась за бутербродом.

— Аленушка, будь любезна, смени пластинку, — с очаровывающей улыбкой попросил он. — А то эта певица своими причитаниями испортит мне аппетит!

— Что поставить? — оживилась она и направилась к магнитофону.

— Есть у тебя кто-нибудь из стареньких французов? — Она не поняла, что он имеет в виду. — Адамо, Клод Франсуа? На худой конец — Азнавур? — перечислял Миша.

— Только Джо Дассен, — пожала она плечами.

— Что ж, пусть будет старина Джо, — вздохнул он.