— Вам надо было запомнить номер машины, — посоветовала она, — вы бы тогда облегчили работу милиции.
— Беда в том, — возразил Юра, — что эти ребята не удосужились развернуть свой автомобиль номером ко мне, а специально выходить из подъезда и разглядывать номер — такого желания у меня как-то не возникло.
Он рассказал ей все, кроме того, что узнал лысого. Об этом он скажет только Блюму, и не по телефону, а с глазу на глаз.
А через два часа, когда утка поспела, Полина Аркадьевна задернула в гостиной шторы, зажгла свечи и перешла на «ты». Чуть жестковатое мясо утки сластило и необыкновенно сочеталось с разбухшими от утиного жира кисловатыми яблоками, терпким полусухим испанским вином и мужским хором все тех же неугомонных андалузцев.
— Надо же, сладкая утка! — восхищался Юра.
— Я посыпаю ее изнутри сахаром — это мой кулинарный секрет, — призналась Полина. — Ты такого никогда не ел?
— Первый раз в жизни! Клянусь! — Это была правда, и она видела его искренний восторг. «Почему мне так уютно с этим человеком?» — спрашивала себя Полина Аркадьевна и не находила ответа. Мужчины такого типа ей никогда не нравились, а те мужчины, которые ей нравились, не располагали к комфорту и быстро ей надоедали. «Может, я просто влюбилась?» Ей казалось, что любви не бывает. Так, во всяком случае, она себе внушила.
— Я ведь когда-то была влюблена в театр не меньше тебя. Перечитала и пересмотрела десятки пьес.
— А последний раз когда в театр ходила?
— Очень давно…
— Что же это было?
— Драма, — улыбнулась она и наполнила бокалы.
— Пьем за драму?
— Угу. — Металл ее глаз плавился, отражая огонь свечей.
— А я даже посещал московские театры, — горько усмехнулся он.
— Что же это было в последний раз? — подражая ему, поинтересовалась Полина.
— «Жертва века» в театре Маяковского, в постановке Гончарова…
— Это мне ни о чем не говорит. Кто играл?
— Гундарева, Симонова, Джигарханян, Лазарев и очень интересная актриса Прокофьева…
— Интересная — в смысле красивая?