— Месть. Черта характера, очень свойственная Стацюре, как и любому параноику. Прости, что обижаю твоего шефа.
— Бывшего шефа! — с ненавистью произнес Блюм.
— Вот так дела! Так ты что, теперь, как и я, безработный?
— Выходит, так, но ты мне лучше ответь, как получилось, что один безработный читает мысли другого безработного? Когда ты подумал про месть?
— В пятницу. Когда Полина с утра примчалась в лагерь, напуганная ночными звонками.
— И я в пятницу, но по другому поводу, когда вспомнил давнишнюю разборку Преображенской со Стацюрой в подвале Дворца профтехобразования. И вечером того же дня напомнил об этом Анастасии Ивановне, а в четыре часа утра ее убили. Как ты думаешь, в чем она тогда обвиняла Стацюру?
— Я ведь не Аллах! Откуда я знаю?
— Юра, ты знаешь больше, чем думаешь.
— Спасибо, но на этот раз я ничем не могу тебе помочь. Хотя в то время многие желали дать по морде Ивану. И я не исключение. Он, как стал первым, начал проводить чистку секретарей первичных организаций. Другими словами, убирал тех, кто ему был неугоден. Попросту тех, кто не лизал ему задницу! Ладно бы просто снимал, так ведь нет! Ему важно было сломать человека. Строил козни, вызывал на «ковер»… Короче, всячески унижал. Но дать в то время Стацюре по морде не всякий бы решился. Для этого надо было, как Преображенская, хорошо сидеть в своем кресле.
— Юра, а с Маликовой у него ничего подобного не наблюдалось?
— С Ольгой — нет, а вот с ее сестрой была стычка с рукоприкладством. Она мне только вчера об этом рассказала.
— Ах, как интересно! — ударил себя по колену Блюм. — Значит, мы имеем уже две пощечины?
— Увы, не более того! Полина не знает Ивана.
— Но именно в связи с ней налицо явный факт мести! Она может не помнить. Помнит обычно тот, кто получает пощечину, а не тот, кто дает! Послушай-ка, а Татьяна, когда возмущалась акцией «Память», не могла подойти к Стацюре и смазать ему по роже?
— Идея прекрасная, — захихикал Соболев, — и вполне в характере Татьяны, только я про это ничего не знаю.
«Много ты про нее знал?» — подумал Миша и философски изрек:
— «Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно». Фарс превращается в трагедию, — и, посмотрев вдаль, воскликнул: — А вот и наши следопыты!
Улов милиционеров был скуден, но говорил о многом. «Отходы» праздника, по их мнению, находились на дне непроходимого болота — устроители хорошо постарались, заметая следы. Возле болота «следопыты», как назвал их Миша, нашли с десяток белых лебединых перьев. А на одной из кочек они увидели детский сандалик, покрытый лебяжьим пухом. С помощью всяких ухищрений им все же посчастливилось вытащить из болота эту существенную улику. Блюм перочинным ножиком снял с подошвы грязь, выступили буквы «АЛАП». Вскоре они смогли прочитать все слово — «КАЛАПАЕВСК».
— Это обувь Саши Шмаровой, пропавшей в конце мая в Калапаевске, — догадался он, — на ней были сандалии местной фабрики.
— А при чем здесь лебяжий пух и перья? — развел руками один из милиционеров.
ebooksa